Захария Станку - Ветер и дождь

Много людей проходило мимо них. Иные останавливались, молча смотрели на отца, на мать и шли дальше. Среди прохожих были старики и молодые, от некоторых пахло цуйкой. Были тут и цыганки в пестрых шалях, с монистами на тонких загорелых шеях. Были и мальчишки, грязные, оборванные, босые. Они держали в руках корзины или большие лотки и кричали во весь голос:

— Бублики! Горячие бублики! Горячие бублики!

— Плацинты! С брынзой! Горяченькие! Плацинты!

Мальчишки подходили к ним, совали под нос свой товар. Люди, сидевшие на тротуарах, смотрели и отворачивались. Видно было, что многим хотелось протянуть руку и взять бублик или плацинту, но никто этого не делал. Никто не смел протянуть руку.

— Денег нет… Отходи, не дразни понапрасну, денег нет…

— Бублики! Горячие бублики!

— Плацинты с брынзой! Горяченькие!

— Плацинты! Горячие!

Она вопросительно посмотрела на отца, потом на мать. Но оба сделали вид, что не понимают ее взгляда.

Вдруг к ним подошел какой-то человек — низенький, толстый, с длинными усами. В руках у него была палка, на голове — шляпа.

— Ищешь работу? — спросил он отца.

— Да, господин, ищу…

— Что ты умеешь делать?

— Работать руками, господин. Только руками.

И он показал свои руки, огромные, черные, мозолистые, потрескавшиеся от работы руки крестьянина. Но господин в шляпе даже не посмотрел на них. Он только спросил:

— А ремесло какое-нибудь знаешь?

— Нет, господин. Ремеслу не обучен.

— А мне нужен кузнец.

— Нет, господин. Я не кузнец.

Господин в шляпе ушел. Но вскоре пришел другой, Этот тоже почему-то был маленький и толстый. И у него был более сердитый голос:

— Что ты умеешь делать? А? Что умеешь?

— Обрабатывать землю.

— А еще что?

— Это все, господин… Я умею работать на земле.

— А мне нужен жестянщик.

С третьим работодателем отец договорился.

— Что умеешь делать?

— Обрабатывать землю.

— Откуда родом?

— Из Арджеша.

— В огородничестве понимаешь?

— А как же!

— Тогда пошли…

— А сколько будете платить?

— Там видно будет! Не договоримся, так разойдемся по-хорошему. Надеюсь, тебе известно, что в Бухаресте теперь полно мужиков, которые ищут работу. Так что привередничать тебе не придется.

Толстенький человек пошел вперед, а они следом за ним. Отец нес Сармизу на руках, за ним шла мать с узлом на спине, а замыкал шествие Лабуш, который так боялся отстать, что жался к юбкам матери.

Дорога вела по улицам, сплошь застроенным домами. Господи, какие огромные дома! И какие красивые!

— Красивый город!

— А как же ему не быть красивым, если сюда стекаются все денежки, здесь съедают все, что мы добываем своими руками.

Слово «съедают» снова напомнило ей, что они уже давно ничего не ели… Отца тоже, видимо, мучил голод: он начал жевать свои усы. Это у него старая привычка — проголодавшись, он всегда начинал жевать усы…

Они остерегались трамваев. Шарахались от пролетающих мимо автомобилей. Приходилось сторониться и некоторых прохожих, которые бежали по улице с таким видом, точно торопились на пожар. Больше всех был напуган Лабуш: поджав хвост, он все жался к матери.

Но вот улица с большими домами осталась позади.

— Здесь начинаются окраины. Здесь живут бедняки.

— Мир полон бедняков…

— Меня зовут Пайку, — сказал толстяк. — Амброзие Пайку. Так меня и называйте: господин Пайку, господин Амброзие Пайку. Это я… Амброзие Пайку… Ты что-то сказал?

— Я говорил, что мир полон бедняков, господин Пайку.

— А как же! Таким создал его господь бог.

— Кто знает? Может, господь сотворил его не совсем таким. Может, люди его слегка испортили…

— И это вполне возможно… Но мир должен быть именно таким — в нем должны существовать бедные и богатые, красивые и некрасивые… Если б было иначе, мир не стал бы миром.

— Если б было иначе, господин Пайку, в мире можно было бы жить всем…

Вскоре кончилась и окраина, ее узкие грязные улочки и приземистые бедные домишки. И они вышли на пустырь, куда вывозили городской мусор и отбросы. Между этими свалками и находился огородный участок, принадлежавший господину Пайку. Охранял его прыщавый подросток.

— Вот здесь вы и будете работать, — сказал господин Пайку. — Раньше мне помогали болгары, они хорошие огородники. Но потом мы повздорили. Я заплатил им все, что полагалось, мы расстались честь по чести…

— Здесь мы будем работать. А где же мы будем жить? Где будем ночевать?

— Пока не выпадет снег, вот в этом шалаше.

— А зимой где мы станем жить, господин Пайку?

— Есть у меня комната неподалеку отсюда. Вполне приличная комната.

— Мы поместимся в ней втроем?

— А как же? Прошлой зимой в ней жили четверо рабочих.

— А жалованье?

— Договоримся потом. Сначала я должен видеть работу. Я ведь еще не знаю, умеете ли вы выращивать овощи. Болгары — те умели. У них это передается из поколения в поколение.

Пахло полевыми травами. Этот запах нравился Сармизе, он напоминал ей о селе. Но поднявшийся ветер принес вонь отбросов. Стало трудно дышать… И все-таки они были довольны. Они нашли работу. Все как-нибудь устроится. Овощи росли на огороде. А поблизости была пекарня, где выпекали хороший темный хлеб, не слишком дорогой. Один раз в неделю они могли покупать даже мясо. А скоро у них появились и яйца — поблизости оказалось несколько приблудных кур.

В тот год осень началась рано, быстро пожелтели листья, сразу завяла трава, лишь отбросы на свалке не изменились. Отбросы не желтеют. Отбросы гниют. Гниют и распространяют зловоние. Одного только Лабуша это не беспокоило, он по целым дням рылся на свалке, откапывая старые кости. Лабуш научился избегать живодеров, а по ночам он сторожил огородный участок. Он делал это лучше, чем прыщавый юнец, который весь день таращил глаза на Сармизу и которого звали… Нет, она уже не помнит, как его звали.

Отец и мать работали не разгибая спины. Они выращивали капусту, синие баклажаны, зеленый перец. Когда господин Амброзие Пайку приезжал по утрам на огород, отец и мать помогали ему грузить на подводу спелые овощи, которые тот сразу же увозил на базар.

Так текла их городская жизнь. Бывало, что и в городе лил дождь, и он ничем не отличался от тех дождей, которые шли когда-то в их родной деревне. И облака ничем не отличались от облаков, которые плыли над деревней. Все чаще шли дожди, облака становились все темнее, все мрачнее.

— Приближается зима, господин Пайку. Прошлой ночью мы глаз не сомкнули, у нас зуб на зуб не попадает от холода. Что будем делать?

— Собирайте свое барахло. Поведу вас на квартиру, как обещал.

— Нам нечего собираться, господин Пайку. Мы и так готовы.

На этот раз отец уже не нес ее на руках: за лето она подросла. И Лабуш изменился, он отъелся, осмелел и даже стал лаять на прохожих, правда, издали. Живодеры часто пытались поймать его своими арканами, но ему всякий раз удавалось убежать. Собака словно чувствовала, что за ней охотятся, что ей ежеминутно грозит смерть: в глазах ее навсегда застыл страх.