Захария Станку - Ветер и дождь

Другой журналист, Ливиу Бокан, работавший в официальном органе национал-царанистов, пригрозил мне палкой:

— Я проломлю тебе голову!

Официанты стали его успокаивать:

— Господин Ливиу, не надо… Не надо скандала, господин Ливиу…

— Это же подлая провокация! — не унимался Ливиу. — Сегодня во второй половине дня господин Михалаке будет призван к присяге. Во второй половине дня или вечером… Ты слышишь? Не позднее сегодняшнего вечера у нас будет национал-царанистское правительство во главе с господином Михалаке!

Я не любил скандалов и решил уйти из «Корсо». По дороге в редакцию я думал зайти в «Капшу» и там позавтракать. Но, заглянув в окно, я понял, что и в «Капше» царит такое же возбуждение, как в «Корсо», что я встречу там других коллег, которые, вероятно, тоже накинутся на меня с упреками. Пришлось обойтись без завтрака.

В редакции меня поджидали репортеры с хмурыми и кислыми лицами. Кажется, они даже не ответили на мое приветствие. Все мои сотрудники сидели в одной комнате, пили кофе и просматривали утренние газеты, в которых сообщалось одно и то же: сегодня будет сформировано новое правительство под руководством Иона Михалаке.

Вскоре репортеры разошлись, и я остался в редакции один. Я послал рассыльного в ближайшее кафе с просьбой принести мне стакан чаю и булочку. Чай оказался холодным, а булочка твердой как камень. Я подумал: «Вполне подходящий завтрак для журналиста, который выставил себя на всеобщее посмешище». Зазвонил телефон, но я не снял трубку и занялся перелистыванием старых иллюстрированных журналов.

Так я сидел в редакции в полном одиночестве довольно долго. Нет ничего на свете омерзительней, чем ожидание. Однако стрелки моих часов медленно, но неотвратимо приближались к полудню. Никто из моих репортеров в редакцию не возвращался. Никаких известий… Наконец в три часа дня вернулись двое, но и они не знали ничего нового.

Надо было садиться за работу и писать очередную передовицу. Завтра тоже будет день, и, что бы ни случилось, газета должна выйти вовремя. В шесть часов я наконец сел за стол и решил написать передовую на международную тему. Вдруг на столе зазвонил телефон.

— Можно поговорить с репортером, господином Раулом Пэрушем? — спросил мужской голос.

В редакции был репортер с таким именем. Я знал, что у него обширные связи в политическом мире столицы, причем с людьми из самых разных партий. И я ответил:

— К сожалению, господин Раул Пэруш не может подойти к телефону — его нет в редакции.

— А вы не знаете, где бы я мог его найти?

— Понятия не имею. Позвоните после восьми часов вечера.

Минут через пять снова зазвонил телефон, и я услышал тот же вопрос:

— Можно поговорить с господином Раулом Пэрушем?

— Я, кажется, вам уже говорил, что его нет в редакции. Звоните после восьми…

Я принялся за свою статью, но не прошло и четверти часа, как позвонил тот же человек — я узнал его по голосу — и снова стал приставать ко мне с вопросом, где можно найти Раула Пэруша. Потеряв терпение, я обругал назойливого незнакомца и повесил трубку.

Не успел я закончить статью, как в комнату влетел сам Раул Пэруш. Это был красивый малый, имевший большой успех у женщин. Я заметил какой-то необычный блеск в его миндалевидных глазах.

— Знаете, кого вы обругали по телефону? — спросил он с места в карьер.

— Одного нахала, который требовал, чтобы я достал тебя из-под земли…

— Вы попали пальцем в небо, господин директор. Этот нахал был не кто иной, как господин Миссиану.

— Ну и что же? Я никогда с ним не разговаривал по телефону и не обязан узнавать его голос. Пусть не нахальничает.

Репортер, однако, продолжал твердить свое:

— А все-таки знаете ли вы, кого обругали?

— Теперь знаю. Ты мне уже сказал: господина Миссиану.

— Да, но знаете ли вы, какую должность занимает теперь господин Миссиану?

— Нет. Не знаю.

— Так вот, сообщаю вам, что час тому назад господин Дику Миссиану был приведен к присяге в королевском дворце в качестве помощника министра внутренних дел в новом правительстве Гоги-Кузы. При этом вам не мешает узнать, что именно ему, господину Дику Миссиану, поручена цензура печати. Зачитать вам список нового правительства?

— Послушаем…

— Это официальный список, — торжественно подчеркнул Раул Пэруш. — Я всегда поставляю редакции самые верные сведения. Проверенные на все сто процентов. Я не караджалевский репортер Каракуди, так что можете не сомневаться…

Он сделал паузу, чтобы насладиться эффектом своего сообщения, потом продолжил:

— Вы знаете, почему так упорно разыскивал меня господин Дику Миссиану? Он хотел еще до принесения присяги вручить мне список нового кабинета, чтобы я передал его лично вам. Когда-то вы обругали господина Миссиану в газете, но он полагает, что пора забыть прошлое.

— А где он тебя все-таки нашел, господин Дику Миссиану?

— У Аллы Башкир. Он догадался позвонить маникюрше Алле Башкир. Она обслуживает нас обоих, мадемуазель Алла Башкир.

Наступил вечер. А потом наступила ночь. Узнав о новом правительстве, многие завсегдатаи бухарестских кафе весело смеялись. Потом они испугались. А испугавшись, замолчали. И вскоре кафе опустели. Еще до полуночи бухарестские кафе опустели.

Маленькая фашистская партия Гоги-Кузы, которой король поручил сформировать правительство, на последних выборах с трудом провела в парламент восемь или девять депутатов. Но эта партия, как и всякая фашистская организация, имела свои штурмовые отряды. Легионеры из «Железной гвардии» носили форменные зеленые рубашки, а штурмовики Гоги-Кузы — голубые. И вот уже через полчаса после того, как члены правительства принесли присягу, отряды головорезов в голубых рубашках начали бесчинствовать на улицах, избивать прохожих, грабить магазины. Новая власть показывала свою фашистскую природу. Ночью состоялось первое заседание нового совета министров, и он вынес постановление о закрытии всех демократических газет, за исключением той, которую издавал я; новый премьер Октавиан Гога, будучи сам поэтом, питал некоторую симпатию к моим стихам и решил пощадить мою газету.

В ту ночь я лег очень поздно и не смог заснуть. Не только из-за волнения и усталости, но и потому, что с улицы слышались выстрелы… На другой день Бухарест имел жалкий вид; как будто над городом пронесся ураган. Придя в редакцию, я узнал, что она тоже подверглась нападению фашистских молодчиков: хулиганы опрокинули столы, сломали стулья, выбросили на улицу ящики с рукописями, избили служащих и, что самое пикантное, поколотили принца Жиона, которого застали спящим в одной из редакционных комнат.

— Не смейте меня трогать, я — принц! — кричал несчастный, когда на него набросились хулиганы.