Захария Станку - Ветер и дождь

— Постойте, господин! Зачем вы деретесь?

Я обернулся. Это говорил примарь. Голос у него был сердитый. Но я уловил в нем и нотку испуга. Он продолжал:

— То, что вы нас обругали, понять можно. Мы первые начали. Но так тоже нельзя. Никто не собирается вас убивать. Мы не любим коммунистов и никогда их не полюбим, это верно. Но от нелюбви до смертоубийства еще далеко! Людей мы не убиваем. Мы не преступники. Коммунисты нам не нравятся, но убийствами мы не занимаемся. И бог даст, никогда этим не займемся…

Я снова поднялся на крыльцо и обратился к толпе. Теперь я заговорил уже другим тоном. Впрочем, нет, — тон оставался прежним, яростным, но я больше не ругался. Я пытался их пристыдить. И кое в чем убедить. Я сказал:

— Боярина Цепою вы всегда выслушивали, не так ли? Вы считали его своим человеком. И его холуев вы слушали. Их вы тоже считали своими людьми. И все вы румыны. И наверно, гордитесь своей нацией. Еще вы гордитесь своими старинными дарственными актами, своими землями и усадьбами, своими женами, которые одеваются, как боярыни… Все это можно понять. Но скажите по совести: крестьяне из Лисы — они кто такие? Разве они не такие же люди, как вы? А крестьяне из Булбоан? А те, кто живет в Жугури? Или в Блажини? Чем они хуже вас? Вы воспользовались их бедностью и закабалили их еще больше. Вы отобрали у них последние клочки пашни, превратили их в своих батраков и слуг. И теперь издеваетесь над ними, называете их голодранцами… А почему они стали такими? Не вы ли приложили к этому руку? Ведь они такие же румыны, как и вы. И такие же люди, как вы. Вы молчите? Ясное дело… Сказать вам нечего…

Я разгорячился. И, продолжая в том же духе, сказал им все, что о них думал. Я высмеивал их гордость и спесь. Я судил и рядил их битый час. Потом рассказал им, что мы собираемся сделать, когда укрепим свою власть в стране. Я не просил их помочь нам — это было бы бесполезно. Но я посоветовал им не ставить нам палки в колеса. Я напомнил им о преступлениях братьев Чиорану и легионера Косымбеску, который прятался под личиной монаха. Я вспомнил застреленного в лесу Гынжа и убитого в день своей свадьбы Харлапете. Потом я сказал о Мардаре, примаре Блажини, которого не далее как вчера братья Чиорану бросили живым в болото. Они хотят пойти по стопам этих преступников? Или они всерьез рассчитывают на то, что иностранные войска изгонят из Румынии румынских коммунистов? Курице просо снится. Но лучше им на это не рассчитывать. Лучше примириться с действительностью. А то хуже будет!

На этом я закончил свою речь. Толпа выслушала меня молча. Никто меня ни разу не прервал. И так же молча толпа расступилась, когда я уходил со двора примарии. Вслед за мной потащился примарь Иким. Когда я уже садился на коня, Иким сказал:

— Вот мы тебя и выслушали, господин товарищ! Может, мы и последуем твоему совету и будем сидеть тихо… Посмотрим… Подумаем… Никому не хочется иметь лишних неприятностей. Однако… не трогайте наши земли. В этом суть дела. Не трогайте нас, и мы вас не тронем. Не запрещайте нам нанимать батраков. Без работников нам никак нельзя… А что касается выборов… На выборы мы-то, конечно, придем. За кого мы будем голосовать? За тех, кто нам по душе. За тех, кто собирается блюсти наши интересы… Вот так-то, господин товарищ!

Я не протянул ему руку на прощание. Он тоже, судя по всему, не собирался прощаться со мной за руку. Я просто сел на коня и уехал из Темею. Рядом со мной ехал парень из Блажини, который привез меня сюда. Мне показалось, что он все-таки слегка испугался. Что и говорить, у него были для этого серьезные основания. Но теперь все было позади. Теперь уже бояться было нечего.

Мы выехали из Темею в тот час, когда на поля надвигались сумерки. С гор снова подул резкий и холодный ветер. За последние сутки земля несколько подсохла, и мой спутник предложил ехать другой дорогой. Если не возвращаться в Блажинь и Долю, сказал он, то можно доехать до города за два-три часа по прямой дороге. Я, конечно, согласился…

Мы прибыли в Телиу довольно поздно. Лику Ороша я застал во дворе уездного комитета, он признался, что все время с беспокойством поглядывал на улицу, ожидая, когда я появлюсь.

— Ну, — сказал Орош, — как ты справился с волками из Темею? Это было нелегко?

— Как видишь — остался жив…

— Значит, не так уж они страшны? — спросил Орош с усмешкой. — Они только ругались? Ну, это еще ничего — брань на вороту не виснет… Я опасался другого…

Желая переменить разговор, я спросил:

— Что нового в уезде?

— Новостей хоть отбавляй. И далеко не все приятные.

— Об убийстве Мардаре ты уже, конечно, знаешь?

— Да, но только по телефону…

Во дворе уездного комитета партии стояли на привязи лошади Гынжей. Их самих я тоже увидел: они ходили по двору взад и вперед, курили и с выражением откровенной неприязни поглядывали на стоявшую у ворот машину префекта Бушулянги. Когда я разговаривал с Орошем, один из Гынжей — невероятно худой, заросший седой щетиной — подошел к нам и спросил:

— Ну, что будем делать? Состоится собрание актива или не состоится? Уже поздно.

— Сейчас начнем, — сказал Орош и, обратившись ко мне, спросил: — Пойдем? В зале уже собралось много народу…

— А нельзя ли без меня? Я очень устал.

— Постарайся побороть усталость, — сказал Орош. — Думаю, что на этом активе ты услышишь много любопытного.

Вишни собирают в начале лета.

Виноград созревает туманной осенью.

Вишни собирают в начале лета…

Зал заседаний был переполнен. Табачный дым буквально щипал глаза. За столом президиума я увидел префекта Зенобия Бушулянгу и товарища Мосорела Бэрбуцу. «Товарищ из центра» выглядел усталым, как после бессонной ночи. Префект тоже был бледен. Я сел рядом с ними. Орош открыл собрание, огласил повестку дня и предоставил слово первому оратору.

Вначале все шло мирно и привычно. Пока выступали активисты, которым давал слово Орош, префект откровенно зевал, а Бэрбуца потягивался и все время протирал свои темные очки. Ни того, ни другого не трогали речи активистов, рассказывающих о трудностях, с которыми они столкнулись в селах уезда. Бушулянга явно не интересовался тем, что происходило в уезде. С начала избирательной кампании было убито уже несколько коммунистов. Ну и что тут особенного? Бушулянгу этим не запугаешь. Он уже не раз был префектом и не раз встречался с сопротивлением во время выборов. По его мнению, в Румынии ни одни выборы не обходились без убийств. Такова традиция, таковы местные нравы — изменить это за короткий срок невозможно. И остальные трудности, с которыми мы сталкиваемся в уезде Телиу, ему тоже хорошо знакомы. Он единственный человек, который знает уезд как свои пять пальцев. Если бы партия доверила ему предвыборную кампанию и никто больше не вмешивался бы в эти дела, все закончилось бы как нельзя лучше. Все голоса получил бы наш список. Но… почему-то ему навязали Ороша и всю партийную организацию. А это только осложнило дело…