Катя Райт - Отторжение

У Риты теперь просто кошмар наяву. Самый отвратительный кошмар, которого, она, спорю, не могла и вообразить. Но она молчит. Ходит, опустив глаза, и молчит. Может, оттого, что девчонка. Хотя могла бы огрызнуться и выцарапать парочке идиотов глаза. Но она с каждым уроком, после каждой перемены только глубже зарывается. Конечно, Инстаграм-то свой уже закрыла — теперь одна дорога — дальше от себя.

— Эй, — шепотом окликаю ее, когда мы нечаянно сталкиваемся взглядами перед уроком английского — Что с твоим братом?

— Да пошел ты! — огрызается она.

Собственно на этом все разговоры с Ритой можно считать законченными. Она остается на другой стороне, даже не смотря на то, что ее с берега толкают все ближе к краю. Но ожидать от новенькой, что она вдруг поплывет в мою сторону, было бы глупо. Да и незачем. Вычеркнутый элемент, вроде меня, ведь не спасет, не подаст руки, не бросит надувного котика.

Не могу выкинуть из головы Питера. Он как будто притягивает меня. Эти уродливые шрамы заполняют все мысли. Ожог на его лице каким-то образом перекочевал внутрь меня, зацепился крючками за мои жабры. Как подумаю о нем — все сжимается, а думаю почти постоянно. Открываю ленту Инстаграма и нахожу посты своих одноклассников. Нахожу фотографии и видео Питера Грейсона. Те самые, из больницы. И подолгу всматриваюсь в них. Через Риту нахожу его профиль. По крайней мере, думаю, что это фейк Питера. Он называется непонятным набором букв, и там пустота. Ни одного фото, ни одной подписки — как будто мертвец в виртуальном гробу. Решаюсь написать ему сообщение. Не могу преодолеть эту тягу. Да и не хочу, наверное. Понимаю вдруг, что мне просто жизненно необходимо познакомиться с Питером Грейсоном. Ловлю себя на мысли, что хочу снова увидеть его. Теперь уже по-настоящему. Мне, конечно, все ясно про причины, а другим… Другим же на меня наплевать. Шона Фитцджеральда с позором выставили вон.

Пишу в личку: «Привет. Пообщаемся?». Пишу ему: «Меня зовут Шон. А тебя?» Пишу: «Я хочу просто поболтать — ничего особенного». Но когда пишу, что, на самом деле, учусь в одном классе с его сестрой, в течение трех минут получаю такой конкретный ответ, что почти вещи начинаю собирать, чтобы отправиться туда, куда он меня посылает.

«Да нет, не подумай ничего…»

Палец соскальзывает, и сообщение отправляется. Не успеваю закончить, как получаю ответ.

«Иди на хрен».

«Ну, правда…»

Не успеваю закончить.

«Пошел на хрен».

И связь обрывается. То есть, Питер закрывает свой пустой профиль, добавляет меня в черный список — и все. Но не дождешься — не сдамся так просто. Питер Грейсон, даже не думай! Ты мне нужен. Черт, меня аж передергивает — вдруг представляю его совсем рядом, как будто вижу обгоревшее лицо, тянусь и дотрагиваюсь. Даже руку одернуть хочется. Просто с ума схожу. Мне нужен Питер Грейсон.

Мои лошади разбегаются от меня. Скачут галопом в разные стороны, как черный и рыжий огоньки, на которых теплилась жизнь. Они бегут по бескрайнему полю скошенной пшеницы, оставляя за собой следы, как светлячки в темноте. А я стою, кричу им вслед, но не слышу собственного голоса. И только пустое поле остается мне ответом. Ужасный сон. Я просыпаюсь резко и первые несколько секунд даже не могу сообразить, где нахожусь. Моя комната кажется чужой, незнакомой. Так было первое время, когда мы переехали сюда, потом я привык. Как привык держаться за свою мечту, за свой тайный мир, за своих американских верховых, свое ранчо. Только мое. Это моя мечта. Разве может она сбежать от меня, ускакать в поле? Такого не должно быть. Никто не имеет права отнимать у кого-то мечту. Этот сон снится мне с тех пор, как парень сестры, этот Тим Портер, увидел меня, когда ждал Риту у нас. Я спускался по лестнице. Зачитался и не заметил, что кто-то пришел. Я вышел из комнаты, будучи уверенным, что дома никого. Не прятал лицо, не стремился скрыться. Ведь скрываться было не от кого. Наш дом был моей крепостью. Даже после того, как Рита привела подругу, это все равно был непреступный форт. Обнесенный рвом с крокодилами, с железными воротами и замками. Но моя безопасность взорвалась. Разлетелась осколками, которые впились мне в ноги. Кто-то стоял у входной двери. Стоял и смотрел на меня. С ужасом, ошарашено. Красивый парень, мой ровесник. Я так растерялся, что даже не сообразил отвернуться. А он пялился. Ступеньки подо мной трещали. Я сорвался и побежал вверх, чтобы, как паук, завернуться в свою паутину и, может быть, впасть в кому.

С этого все и началось. Моя неосторожность поставила под удар Риту. С того дня на нее хлынул поток оскорблений. С того дня я больше не видел солнечных радостных глаз сестры, которые всегда давали мне сил держаться, убеждали, что всё не зря.

— Эй, я не из этих уродов, что рассылают друг другу твои фотки и травят Риту! — кричу входной двери погромче, чтобы она точно услышала.

Уже полчаса стою на крыльце дома Грейсонов и тарабаню в дверь. Сначала признаков жизни дом не подавал, но потом кто-то подошел с той стороны. Не подошел даже — подкрался и ждет, притаившись, как заяц за кустом, пока потенциальная угроза в моем лице свалит. Но нет никакой угрозы.

— Правда, Питер! — продолжаю. — Я пришел предложить дружбу! И да, у меня совсем нет друзей, как и у тебя, так что мы точно составим хорошую компанию. Я книжки принес. По физике и всей этой ерунде, которую ты любишь. И еще бургеры. Но они, на фиг, остыли уже, пока ты прячешься!

— Откуда ты знаешь, что я люблю физику? — вдруг раздается приятный голос и из-за плотной шторы на двери появляется красивый профиль.

Ох ты черт! У меня чуть дар речи не пропадает. Думал, у него все лицо — сплошная воронка от взрыва, а одна сторона такая, что девчонки на моем месте простонали бы, пожалуй, что-то томное и вожделенное. Голубые глаза, вернее, глаз. Кожа чистая, без всяких намеков на прыщи. Он так странно смотрит, прямо на меня, но, почти не поворачиваясь другой половиной лица, которая и натерла уже всем мозоль, мелькая в школьных группах, чатах и лентах Инстаграма.

— Может, впустишь меня? — стараюсь улыбаться очень доброжелательно.

— Нет.

— Почему?

— Потому!

— Да ладно, Питер! Говорю же, что пришел с миром. Ну, хочешь, вместе подумаем, как заткнуть этих дебилов…

— Мне не нужны друзья! — обрывает он.

— А мне кажется, нужны. Впусти, ну! Хуже-то не будет уже ведь!

Никогда в жизни никого так не упрашивал что-то для меня сделать. Было время, когда все делали всё сами, с удовольствием стараясь угодить мне. Теперь разве что на коленях не стою перед Питером Грейсоном. Он раздумывает. Сумел подкинуть ему дров сомнений. Осталось раздуть пламя.

— Ну, Питер! Ну, что такого! Я все про тебя знаю… То есть, уж прости, про лицо твое знаю. Вся школа жужжит. Они мудаки, не обращайте вы с Ритой внимания! Отстанут скоро. Я, правда, с добрыми намерениями…