Валерий Лаврусь - Очень Крайний Север

А так — среднестатистическому работнику пера и печатной машинки нужно было скрупулёзно отображать трудовые будни советского человека, плавно переходящие в грандиозные революционные свершения.

Но вот незадача! Про аграриев затруднительно было отписать что-то такое захватывающее: бороны и сеялки как-то не особо настраивали на героику социалистических достижений. Да, были писатели-деревенщики… но пописывали они всё больше «тихую лирику»: речки-берёзки в есенинском стиле, да классическую, уже набившую оскомину «вековую российскую грусть».

Посему беззаветно преданные своей мужественной профессии металлурги, самолётостроители, физики-ядерщики и прочие герои ударного социалистического труда (и примкнувшие к ним учёные да инженеры, славные вершители труда мыслительно-творческого) прочно заняли свой непререкаемый литературный пьедестал.

Конечно же, пределом творческой удачи виделись разного рода космонавты-лётчики-подводники, неизменно гарантировавшие стойкий читательский спрос… Но тут особый случай — не у всех советских писателей была открыта соответствующая группа секретности, чтобы даже бегло очерчивать столь «непростые» оборонные субстанции. А потому — хочешь космонавтов? Пиши советский сайнс-фикшн для школьников и отправляй своих идеологически выдержанных персонажей куда-нибудь в 2317 год: праздновать вселенский юбилей Октябрьской революции и наслаждаться статусными завоеваниями победившего галактического коммунизма.

Подводники интересуют? Давай тогда назад. Куда-нибудь во времена Капитана Немо, на соседнюю субмарину. Делай приключенческий роман для младшего школьного возраста (не забыв попутно отобразить хищную сущность империализма, колониализма, да торжество нарождающегося интернационализма — языком, понятным для членов самой продвинутой октябрятской «звёздочки» в классе).

А ещё можно было писать в стол. Всё, что душа пожелает. Но при этом показывая рукопись лишь жене — по ночам под одеялом… и судорожно пряча сырые наброски от тёщи.

Увы, не так просто было зацепить «горячую» тему в холодные совдеповские времена! Так, чтобы у читателей горели глаза и дрожали в предвкушении героических приключений руки. Именно поэтому литераторы, возжелавшие сразу всего и немедля, да ещё «в одном флаконе» — наперегонки писали о доблестных советских геологах.

Тут — прямое попадание! Идеальная профессия: героика и романтика, преодоление опасностей и обретение грандиозных открытий. Да и потом: из «секретного» — лишь карты, которые можно упомянуть как-нибудь вскользь. А всё остальное — как на ладони: руководящая роль коммунистической партии, комсомольский значок на москитной сетке или партбилет в нагрудном кармане телогрейки… палатка, гитара, кеды, консервы… альпеншток и компас при необходимости… да яркий порыв романтической души! Неизведанные горизонты, неожиданные открытия, настырный поиск, решение нестандартных задач… ночные костры, тушёнка, спальники… Туда — на вертолёте, обратно — на собаках! Завтрак — в закопчённом котелке, умываться — у ручья, туалет — под кустом… (Впрочем, о последнем — как и тогда умалчивали, так и сейчас тоже… Ну, кроме, разве что, Владимира Сорокина, у которого это — ключевая, смыслообразующая тема в любом повествовании… Так что никто сей эксклюзив теперь у него и не отнимет!)

Книг «про геологов» — в советской библиотеке числилось по формулярам немало, но вот просто так их было не взять. Нужно было ждать — настойчиво, страстно — когда их «вернут». Иногда, впрочем, и возвращали — было дело. И тогда можно было на неделю стать счастливым обладателем заветно-потёртой книжицы. Но порой — так просто «заигрывали»: проще было заплатить штраф в десятикратном размере от номинала издания.

Но главное — соцреализм и на страницах «геологических» шедевров расцветал языками трескучего костра из сосновых веток и бил фонтаном каждой новой нефтяной скважины. А потому — неизменные приближения, схематизм, избегание острых углов, плакатность, конъюнктура… и всё остальное, сему соответствующее.

…Пришли новые времена. Теперь пишут о гламурных дамах с платиновой кредиткой, о бандюках, да всякого рода чиновниках-главнюках. Из оставшихся трудовых профессий, удостоенных внимания литераторов: брокер, дилер, маклер и киллер. Но все лирические герои, почему-то, в перерывах между краткими (но также лирическими) отступлениями — лишь усердно наваривают бабло и метелят конкурентов да завистников. Где здесь место скромным работягам-геологам? Риторический вопрос…

Вот именно поэтому книга Валерия Лавруся «ОЧЕНЬ КРАЙНИЙ СЕВЕР» — не может не привлечь внимания. Да даже за одну только выбранную в наши непростые годины тему! А когда начинаешь знакомиться с текстом ближе — понимаешь, что данный литературный труд являет собой своеобразную веху в современной словесности. Да, да — именно так: здесь не преувеличение, а простая констатация фактов.

Во-первых, читатель не найдёт здесь столь привычного постмодернизма, от которого уже три десятилетия просто негде спрятаться. Стёб, кривляния, ёрничания по поводу и без — это всё не к Лаврусю. При том, что и классических юмора, иронии, а порой — и к месту употреблённого сарказма хватает. Но без передёргиваний. Всё к месту и по делу.

« Размером северный комар не вышел — мелковат. Врут, когда говорят, что он не помещается в зажатой ладони: и с одной стороны торчат ноги, с другой — „клюв“. Врут! » Кстати, трудно здесь не удержаться, чтобы сходу, с разбега в карьер, не перейти к «во-вторых».

Во-вторых, автор не просто обличает «тех, кто врёт», но и сам всеми силами старается этого не делать. Что сегодня — довольно редкое явление в литературе: обычно трудно удержаться не ввернуть «для красного словца» какой-либо назидательный вымысел. А у Валерия Лавруся «не врать» — получается довольно убедительно. Во всяком случае, в мире Севера, беспристрастно вырисовываемом им, как-то само собой складывается постулат апокрифического Евангелия от Филиппа: «И хорошие — не хороши, и плохие — не плохи… поэтому каждый будет разорван в основе своей от начала». Это и есть Северная Ойкумена героев Лавруся. Реальные, невыдуманные герои: со своими радостями и недостатками, плюсами и минусами, грехами и добродетелями, талантами и несовершенствами…

Апокрифический (не признанный большинством) мир, непризнанные — нигде более — принципы общественного общежития… Коммунистическая идеология (да и не только она) тщетно пыталась внедрить в широкое народное сознание девиз: «Человек — человеку друг, товарищ и брат». Получалось как-то «не очень»: криво и натянуто, чуть что — сбивающееся на киплинговский Закон джунглей: «Каждый — сам за себя». А здесь — никакой наносной лозунговости: Крайний Север, суровый край; по-своему красивое, но изначально враждебное природное окружение (« Север показался… жёстким, негостеприимным, даже жестоким »).