Иван Вострышев - Зимой в Подлипках

— Голова-то у тебя где была? Дома ты ее забыл?

— А разве я виноват? — с обидой отвечает Геннадий. — Я же вам говорил…

— А кто же виноват? Я, что ли? Что ты мне говорил?

— Что дверь у автобуса неисправна. Как только газанешь посильнее, она сама и открывается…

— А Прудкова где была?

— Где? В кабинке!

— Ишь, они в кабинке лясы точат, а фляги на дорогу летят. Придется удержать с вас за испорченную флягу и за пролитое молоко. Все! Можешь идти!

— Было бы за что! — недовольно бормочет парень и, надвинув шапку, пятится в прихожую.

К столу председателя тотчас же подходит маленькая худая женщина в пальто из грубого шинельного сукна с серым заячьим воротником. У нее впалые щеки и глубоко посаженные черные глаза. Это доярка Ольга Сальникова.

— Фрол Кузьмич! Так как же?.. Отпустите меня!.. — просит она плаксивым голосом.

Карпов с досадой обрывает ее:

— Опять ты!

— Фрол Кузьмич!..

— Ну как я тебя отпущу? А кто же коров-то будет доить? Я, что ли?

— Ну поймите, у меня мать при смерти! Ехать мне надо!

— Всем вам ехать надо, а работать некому. А я за всех отвечай! Найди себе сменщицу, тогда поезжай!

— Ну где я ее найду?! — Ольга Сальникова беспомощно оглядывается вокруг.

«Кажется, мне везет с первого дня, — думает Аня Ласкина, проталкиваясь вперед. — Не надо упускать случая!». И, остановившись возле двери, говорит Карпову: — Я могу за нее поработать!

Сальникова оглядывается, узнает девушку:

— Нюра?! Вот и сменщица нашлась!

Председатель смотрит на Аню и удивляется: до чего же она похожа на покойницу Татьяну Ласкину!

— Ты что ж, дочка Татьяны?

— Да.

— Гм! Твоя мать была хорошей дояркой. А вот как дочка — не знаю.

Карпов раскуривает папироску, стучит пальцами по столу и повторяет:

— Не знаю…

— Я доила свою корову, — говорит Аня.

— Одну? Это не диво. А тут их двенадцать.

— Ну я попробую! Буду стараться.

Председатель дымит папироской, кряхтит, ерзает на стуле и думает про себя: «Вы будете пробовать, а я за вас отвечай».

А Ольга с ножом к горлу подступает:

— Что же вы молчите?

Наконец председатель сдается:

— Ну ладно! Попробуй!

И Ольге Сальниковой:

— Иди, покажи ей своих коров.

Карпов встает из-за стола, надевает пальто. Толпа у двери волнуется, шумит и двигается на председателя.

— Фрол Кузьмич, а как же деньги-то за телку?

— Насчет пенсии-то как?

— Справку бы мне, Фрол Кузьмич!

Карпов на ходу застегивает пальто и скороговоркой отгоняет осаждающих его колхозников:

— Не могу сейчас, не могу! Я спешу. Вызывают в райком. Не разорваться же мне!

Аня Ласкина и Ольга Сальникова выходят из конторы вслед за Карповым. Газик председателя фырчит, дымит и быстро скрывается за углом.

— Прямо на ферму пойдем? — спрашивает Ольга.

— Что ж, пойдем, — соглашается Аня.

Ферма стоит за деревней, где овраг впадает в Солянку. За Солянкой начинается лес.

Ольга подходит к коровнику, но ворота открывает не сразу — смотрит на Аню, на ее ноги:

— Валеночки-то без галош?! Смотри в лужу не залезь…

Сама она обута в черные валенки с галошами.

Из открытых ворот в лицо Ане ударяет острый запах скотного двора.

Ольга входит в коровник и скрывается в полумраке. Аня тоже шагает через порог и закрывает за собой ворота. В первую минуту девушка ничего не может рассмотреть. Сделав несколько шагов вперед, она чувствует, что шагает по навозной жиже…

— Подожди, сейчас дам свет, — кричит Ольга откуда-то издалека. И тотчас же коровник освещается электрическим светом.

— Проходи сюда!

Аня осторожно идет в глубь коровника, обходя зеленые лужи, кучи жидкого торфа, смешанного с соломой. Справа и слева тянутся ряды станков, в которых стоят и лежат коровы.

— Ноги-то не промочила? — спрашивает Ольга, подходя к Ане.

Валенки у Ани действительно промокли насквозь, но она не хочет признаться в этом:

— Нет, ничего.

Сальникова останавливается возле одного станка и окликает корову.

— Зорька! Зорька!

Корова оглядывается и мычит.

— Эти вот — мои!

Ольга жестом указывает на коров, за которыми она ухаживает.

Вот они, все рядом, стоят, нетерпеливо оглядываются и помахивают хвостами. Ждут — подходит время кормить.

Аня расспрашивает о надоях, о кормах, о рационах. Ольга отвечает неохотно и односложно: «да», «нет».

Аня просит Ольгу рассказать о характерах и привычках этих коров. Ведь завтра утром ей придется остаться с ними с глазу на глаз. Ольга пожимает плечами:

— Какие там привычки?! Коровы — они коровы и есть.

Да и некогда Ольге разговаривать. Она то и дело уходит из коровника, через две-три минуты возвращается с сеном, раскладывает его по кормушкам. А то берет лопату и вычищает из-под коров навоз. Вот она несет большое оцинкованное ведро и маленькую скамейку, подходит к черной корове с белой лысинкой, хлопает ее по крупу:

— Это Графиня, — и садится доить.

Аня слышит, как упругая струя молока ударяется в стенку ведра. Девушка хочет посмотреть, как доит Ольга, но доярка сидит в тени, и Аня ничего не видит.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — говорит она.

— Не проспи завтра, — говорит Ольга, продолжая доить. — Скажи бабушке, чтоб будила в пять часов.

Ане кажется, что в голосе Ольги звучит насмешка.

Она идет по улице. Под ногами скрипит снег. Мороз обжигает лицо.

Тревожно-тоскливое чувство вдруг охватывает Аню. «Может быть, — думает она, — в самом деле я сглупила, уехав из Москвы? Может быть, дядя Миша был прав и действительно неблагоразумно менять Москву на колхоз? Пожалуй, не так уж плохо там, в управлении, за этим маленьким столиком, у этого телефона… По крайней мере, сухо и тепло. Поступила бы в какой-нибудь вечерний институт и училась бы…»

Аня чувствует, что ее начинает знобить, ноги леденеют. Она прибавляет шагу. Скорей, скорей снять эти мокрые валенки и согреться! Чего доброго, еще простудишься и свалишься!

А мысль летит в Москву, на квартиру к дяде Мише. Там тепло. У горячей батареи можно было бы и ноги нагреть. Или залезть в горячую ванну…

Аня входит в избу. Бабушка подкладывает дрова в подтопок. Жестяная труба чуть повыше плиты накалилась добела. В избе жарко.

— Была в конторе? — спрашивает Акулина.

— Была.

— Видела председателя?

— Видела.

— Ну и что?

— Все в порядке, бабушка. Завтра выхожу на работу.

— Ты что, шутишь?

— Нет, не шучу. Вместо Ольги Сальниковой буду. Пока…

— Ишь ты, какая прыткая! Сразу да в омут головой. Пожила бы хоть с недельку да огляделась.

Аня садится к подтопку, снимает валенки и растирает озябшие ноги.

— Бабушка! Ноги я промочила!

— Где же это ты? На коровнике, поди-ка?!

Она берет Анины валенки, ставит их на печь, а свои старые, подшитые подает Ане: