Лев Трутнев - Живи и радуйся

Но проснулся я все же от какого-то разговора – чуть-чуть приподняв занавеску, увидел деда и незнакомого мужика, сидевших за столом. На столе – большая бутылка из толстого стекла и распечатанная банка каких-то консервов. Гость сидел ко мне спиной, и лица его я не видел. Спина сутулая, плотно обтянутая гимнастеркой. «Родня, что ли, какая?» – подумалось, и я хотел было уже объявиться, но вдруг услышал:

– Ну что, дядь Данила, отдашь за меня свою дочь?

Дед прищурился с усмешкой:

– Так у меня их две: одна еще не доросла до замужества, хотя и отрывает руки на колхозной дойке, а вторая была замужем, фронтовая вдова теперь. Сын вон её на полатях дрыхнет.

Меня аж передернуло от удивления: «Свататься, что ли, этот мужик пришел? И кого сватать? – Искорка тревоги ожгла сердце. – Неужели?!» И у меня, пожалуй, впервые мелькнули мысли о том, что матушка еще молодая и красивая и к ней может кто-нибудь посвататься. Я затаился, как заяц под кустом.

А незнакомец налил в кружки вина. Вероятно, он и принес бутылку, поскольку дед не увлекался спиртным и вряд ли бы стал тратить деньги на вино, если бы они даже и были. Да и с какой стати.

– Я веду речь про Анну, – спокойно отозвался на дедову подковырку незнакомец. Голос у него был басовитый. Да и сам он, судя по спине, не был слабым.

Меня огорошило его заявление, сердечко задрожало в ожидании дедова ответа.

– Её, как видишь, нету, – дед пощипал ус, – а без неё какой разговор? Не девица на выданье, как решит сама – так и будет.

– С ней я договорюсь, а меня интересует твое мнение и что ты дашь за дочерью, корову или еще что там? Хозяйство нам поднимать на пустом месте придется. – Мужик взял кружку. – По рукам?

Я замер, в ушах зазвенело: «Это как, жить с этим мужиком без деда?!»

А дед вдруг резко встал и, быстро ухватив незнакомца за шкирку, потянул к дверям.

– Ах ты, едрит твою в корень! – выругался он. – Ты дочь мою пришел сватать или корову!

Мужик было попытался сопротивляться, но тщетно – крепок на руку был еще дед.

– Ты что, ты что, дядь Данила! Ты не так меня понял! – заорал незнакомец, все еще пытаясь освободится от дедова захвата.

Но дед доволок его до двери и, распахнув её ногой, вышвырнул незадачливого «жениха» в сени.

У меня отлегло от сердца. Мысли поутихли.

А дед приподнял занавеску и поглядел: сплю я или нет. Я притворился спящим.

После, в другие годы, к матери сватались еще двое или трое, причем один какой-то начальник из района, но матушка всем отказала. То ли она меня жалела, то ли все еще надеялась на чудо и ждала отца (последнее – скорее всего), так как ровно через десять лет после его гибели она все же вышла замуж за вдовца с двумя малолетними детьми. Вдовец был мужем двоюродной сестры матери, которая умерла совсем еще молодой от туберкулеза. И не в любви или иных расчетах было дело – просто она пожалела малолетних двоюродных племянников

Успешно, без троек, я сдал экзамены за пятый класс, и мы с дедом плотно запряглись в хозяйственные дела. Он – за главного, я – в помощниках. А июнь накатился мощно, с яркими зорями, жгучей жарой, душными ночами, погнал в рост травы, рассыпал цветы, и тихо было в лесостепных просторах…

Деду понадобились ивовые прутья на починку короба, и я налегке, с одним топором и веревкой, пошел в лес.

Запах тальников слышался издали. Терпкий и острый он глушил все другие запахи, и сразу потянуло сыростью – в низине блеснула вода в обрамлении ивняковых зарослей.

Найдя кусты погуще, я стал рубить их молодые побеги и складывать на растянутую веревку. Мешали ошалелые комары, оводы, но кучка росла, тяжелела. Попробовав ее на вес в третий раз, я решил, что большего мне не унести, и скрутил прутья веревкой.

Недалеко, среди молодых берез и осин, виднелись небольшие бугры, заросшие бурьяном – остатки чьей-то заимки от доколхозного времени. Оттуда, пока я рубил ивняк, долетал пряный запах цветущей смородины. И заросли, и бугры манили своей таинственностью, и, взяв топор, я пошел туда, оставив вязку прутьев на поляне.

Раздвигая шелестящие стебли бурьянов, я забрел далеко и наткнулся на заброшенный колодец, до краев заполненный водой. Видно было уходящие в глубину венцы сруба, отраженные пятна облаков… Отвернувшись от грозного четырехугольного ока, я двинулся в гущу смородины. Одичавшая, она разрослась буйно и широко. Клейкие ее листья ароматно пахли. Я мял их пальцами и с удовольствием нюхал, продвигаясь в глубину зарослей. И вдруг откуда-то потянуло вонью. Подумав, что где-то в кустах лежит падаль, я хотел повернуть назад, но, сделав три-четыре шага, увидел небольшую выбитую полянку. На другом ее краю, под плотным кустом, темнела нора, похожая на пологую яму. Я подошел к ней и наклонился, заглядывая в темноту. Из ямы шибануло таким зловонием, что пришлось зажать нос. Я бы тут же и ушел, если бы не заметил подозрительного движения в норе. Что-то там мелькнуло, шевельнулось. Меня охватила оторопь. Крепче сжав топор, я присел на корточки и увидел в черной глубине белесых щенят, сбившихся в кучку. «Откуда здесь щенята? – промелькнула мысль, а рука уже тянулась в нору. – Лисятки?..» Схватив за шиворот ближнего щенка, я вынул его на свет. Он не визжал, не рычал, не скулил, а лишь изгибался всем телом, пытаясь вывернуться. Сунув звереныша назад, я насчитал их еще пять.

Где-то хрустнула ветка, и мне показалось, что кто-то остановился сзади. Мгновенный страх прошил все тело, холодная дрожь током прокатилась от затылка по спине. Резко оглянувшись, я увидел в двух шагах от себя большую серую собаку. Взгляд ее блестевших настороженных глаз на миг встретился с моим взглядом. «Волк!» – взрывом вспыхнула страшная догадка, и я бессознательно, падая, перекатился за куст, выставив перед собою топор. Но небо надо мной не заслонилось зверем. Сквозь переплетения веток я увидел, как волк сунулся в нору. Еще несколько раз, как попало, перекувырнувшись, царапая лицо и руки о ветки и бурьяны, я вскочил и, оглядываясь, кинулся прочь из плотных зарослей.

Лишь на поляне, увидев синее небо и залитые солнцем березы, я остановился, хватая ртом горячий воздух. Правая рука, сжимавшая топор, занемела, и я перекинул его в левую, поняв, что теперь волк на меня не бросится. Не спуская глаз с зарослей, я трусцой побежал к вязанке прутьев и, шустро подняв ее, оглядываясь, как мог, заспешил к деревне. И чем дальше оставались тальники, тем спокойнее становилось у меня на душе. Уже и не верилось, что волк был рядом. Не показалось ли?

– Вот те возьми, где устроились! – удивился дед, выслушав мой торопливый рассказ. – Под боком у деревни! Беги к заготовителю, а то волчица перетащит щенят в другое место…