Елена Четвертушкина - Нетленка

Но не вышло. Уже подписан был эдикт о роспуске Ордена, аресте его руководителей и списании в королевскую казну всей орденской собственности, движимой и недвижимой; однако накануне его обнародования Армада, невесть кем предупрежденная, снялась с якорей и, подпалив на прощание королевские портовые склады, растаяла в свинцовом тумане океана.

Но не бесследно. Оказалось, что Магистр, принадлежавший к древнему и славному роду, обладал не только роскошным генеалогическим древом, но ещё и острым умом с дальновидностью: он не всё награбленное свозил в Мидо-эйго, а давно и прочно закрепился на северной окраине соседнего Сканийского континента, где мирно жили, ловя рыбку и выпасая тощий скот на скудных лугах прибрежных маршей с десяток мидо-эйгских колониальных поселений. Добравшись туда, Магистр развил бурную деятельность. Он обратился к удивленным пейзанам с речью, из которой следовало, что жить надо всем, и не как-нибудь, а не хуже людей, после чего объявил об отделении от метрополии и отмене королевской десятины. И пообещал богатые земли на юге. Спорить тут было, в общем, не о чем, — земля рожала скудно, королевская десятина резала по живому, а на юге — говорили бывалые, — и картоха с горшок вызревает, и урожай два раза в год… да и как поспоришь с такой мощью?

У Магистра слова с делом не расходились: он, не теряя времени, начал наводить новый порядок. Порядок в его понимании заключался в установлении абсолютной монархии, основанной на железной орденской дисциплине. Новое государство назвали Чара (от мидо-эйгского «новая земля»), а первым чарийским конунгом стал, разумеется, сам Великий Магистр. Второе свое обещание он тоже выполнил, потому что следующие несколько веков Чара только тем и занималась, что захватывала одну чужую южную провинцию за другой; местное население обращала в рабов, несогласных уничтожала.

Пока не дошла до естественной преграды в виде горной гряды, слывшей Крышей Мира — Суонийского Хребта.

Кое-кого Дорога уберегла — остатки народа, знати и военных, уже не заморачиваясь принадлежностью к определенной провинции, от которых мало что осталось, с висящими на пятках псами «Христовой» Армады, докатились до Крыши мира.

Сюда за ними дураков идти не было, и идти тоже больше было некуда, дальше был только океан, поэтому здесь и остались. Первое время пришлось очень круто, потому что в этой горной стране все былые навыки не имели никакой цены. Знать была в те времена наиболее просвещенной частью населения: люди вели через Перевал скот, тащили инвентарь и пожитки, военные берегли пуще ока мечи и арбалеты, а эти волокли в жестких коробах свитки и книги.

Поначалу, пытаясь организовать новую жизнь, послушали знатных мудрецов, вооруженных передовыми технологиями мирного времени… Но распаханные сопки оползнями и селями сваливались на деревни, запруженные реки заболачивались или вовсе уходили в землю, скотина передохла почти вся… На мудрецов начали коситься и обзывать тарками (от сленгового дарк — темнота). Мудрецы, ошарашенные аномалиями этой земли, не обиделись, но растерялись, и в какой-то момент самоустранились. Начали строить высоко в горах монастыри-метеоры, и в один мутный день исчезли все как один — ушли изучать невиданную природу, хранить древние знания, и — думать, думать… Из, так сказать, облеченных властью и доверием народа остались только военные, которых после ухода тарков стали именовать странниками . Они не претендовали на власть, просто осуществляли связь между разбросанными по долинкам и плато деревенькам. Разносили новости, следили за порядком, а в случае пограничных конфликтов возглавляли отряды местной самообороны. Опасаясь, что таркские фантазии снова ввергнут страну в пучину беспочвенных мечтаний , странники общаться с тарками не рекомендовали; и как-то так получилось, что со временем тарки оказались чем-то вроде неприкасаемых. Так, на всякий случай.

…Шли века; жизнь отчего-то легче не становилась. Может быть, поэтому странники очень интересовались, чем таким всё это время занимаются тарки в своих высокогорных твердынях. Мудрецы, уважая мнение своего народа, ради которого готовы были бы принести ещё и не такие жертвы, совсем перестали появляться на люди, перешли на полную автономность, но, к тревоге странников, хоть в дела и не лезли, но и без дела не сидели, а как-то уж совсем неправдоподобно быстро начали обрастать мускулами. Создали необыкновенную систему скалолазания — безо всяких приспособлений, пользуясь всего лишь десятью пальцами рук, они шутя брали абсолютно неприступные отрицательные вертикали на любой высоте Крыши Мира, которая, по всем данным, кое-где отчетливо переваливала за 11 километров ввысь. И, вроде бы как следствие — новую систему боевых искусств, основой которой был уход от необходимости кого-то убивать. Научились управлять теплообменом тела и перестали зависеть от кошмарного горного климата; овладели языками животных и птиц; в огне не горели, в воде не тонули… Изнеженные поэты и учёные превратились в нечто неописуемое, а, следовательно, опасное.

Много позже о них сложили анекдоты — всё у того же «Повешенного», видимо:

Однажды в тарка ударила молния. И тут же пожалела об этом…

Тарки охотятся на медведя с рогатиной, причем рогатину выдают медведю, с целью хоть как-то уровнять шансы.

Красная тряпка в руках тарка яка не раздражает. А умиляет.

Тарки всегда разделяют чужое мнение. Они его разделяют на 2 части: первое отвергают полностью, а со вторым категорически не согласны.

Их монастыри назывались метеоры — парящие в воздухе, потому что забраться туда мог только владеющий таркскими техниками, а для грузов использовалось что-то вроде фуникулёра. Постройки складывались из каменных блоков без раствора, но плиты оказывались подогнаны друг к другу так, что шва разглядеть невозможно — стена и стена; или были вырублены прямо в скале, сверху вниз в форме креста (старинный знак единства четырех стихий), а потом уже в этой основной планировке появлялись и кельи, и трапезные. А главное — библиотеки, устройство которых является и сейчас шедевром инженерной мысли: стены складывали из деревянного бруса, который в сырую погоду разбухал, не допуская к манускриптам сырости, а в жаркую погоду подсыхал, сжимаясь и образуя щели, через которые книгохранилища проветривались.

Тарки весьма заботились о том, чтобы никто не мешал им заниматься собственными делами. На тропах, ведущих к таркским твердыням, то умело направленный солнечный рикошет бил в глаза и лишал ориентации, то грохотала рядом «опасная» лавина, то невредные, но густые испарения заставляли «призраков» плясать над тропинкой…