Елена Четвертушкина - Нетленка

— На самом деле ты так не думаешь, — объявил сын, — я у вас молодец, и… и… и «супер-Боб»!

— Ты у нас « Боре луковое » , — сказала Улька, но Бобка не слушал:

— …и мною надо восхищаться. И кормить, много и разнообразно…

— Кто ж тебя не кормит, скажи пожалуйста?!

— Никто. Вот червяка я съел, а другого мяса не дают…

— Тебя не кормить, а драть надо, — с громадной убежденностью заявила Улька.

— За что?! — поразился Бобка.

— А алярма ? — спросила Иха.

— Ну-у… — неопределенно протянул сын.

— Вот-вот, — кивнула невестка и повернулась ко мне, — ты представь только: он на днях поставил в будильник у себя на сотовом новую «мелодию»… Нам ничего не сказал, а в 5 утра вдруг на весь дом как заорет дикий голос — «АЛЯ-Я-АРМА !!!»

— Я с кровати упала, — хихикнула внучка, — решила, землетрясение… Лежу на полу в одеяле, и ничего не понимаю…

— Ну да, — Улька делала вид, что хмурится: — тук-тук, кто пришел. А это никто не пришел, это наш папа с ума сошел… Думала — вот убью его, честное слово, и ничего мне за это не будет…

Утирая смешливые слезы, я отправилась за горячим, и по ходу услышала обрывок чужого разговора. Кивнув девочке-официантке — принести ребятам заказ, я поспешила к стойке. Складывалось впечатление, что «испускающий зов» гость, какой-то, видимо, контрактник, находился в стадии изучения суонийского языка, и стремился делать это в среде его носителей. Логично, но опрометчиво: в Городе, с его бесконечными гостями, во всех кабаках обычно говорили по-юнийски (кроме как у Дуга), а Мотя как раз не был носителем, хотя объяснялся уже достаточно бойко. Чувствуя, что назревает лингвистический коллапс, я поспешила вмешаться:

— Проблемы?..

— Отнюдь, — возразил Мотя, — просто он требует двойной замороженный дайкири без сахара, и не умолкая брешет о папе Хэме и собственной жизни, потерянной до изнеможения.

— Так, — подхватил утомленный контрактник, мгновенно почуяв во мне начальство, — так… Но этот бармен оскорбил меня отглагольным прилагательным животного характера…

Я вскинула глаза на Мотю, и тот невозмутимо парировал:

— Не животного, а растительного. Мадам Заяц, здесь все ругаются растительным образом. Я знаю, я учил… Я сказал — погоди ты с папой, копытень линялый, у меня клиенты стынут…

Глянув на Мотю влюбленными глазами, я промурлыкала:

— Закажи ему лазанью, пусть поест. Учить язык на голодный желудок вредно.

— Лазанья? — клиент нахмурился, усиленно шаря в голове, в которой ничего подходящего, как на грех, не попадалось, — это… танцуют?

— Танцуют паэлью, — ответила я (Мотя фыркнул одобрительно), — и сальсу. А лазанью едят. Сейчас, друг, одну секунду, и всё будет тип-топ…

— Тип… оп… — грустно откликнулся контрактник, — типа, опа…

Обычно к концу длинного трактирного дня я достаточно уставала — забегала-то обычно после работы. Но сегодня была суббота, и я пришла не по необходимости, как часто случалось, а просто послушать народ, пообщаться, — то есть именно затем, зачем, если отвлечься от высоких материй, и затевала всё это мероприятие. Проводила сытых и довольных детей, с которыми при их работах и учёбах на самом деле не часто удавалось вот так хорошо и плотно вместе посидеть; внучка порывисто обняла меня на прощанье, и сказала, что завтра же позвонит, потому что хочет кое-что рассказать…

Дождалась, пока иссякнут посетители — мы закрывались в 12 часов ночи.

Наслушалась последних громов и молний Моти, обращенных к работникам «Четверга»:

— Команда «Закрываемся» звучит и для персонала! Не телепаемся, не жуем мочало, быстро всё прибираем, и по домам… Да. Я понял. С такими темпами мы закончим, когда русалка на шпагат сядет…

Через стойку к Моте перегнулся один из официантов:

— Моть, девочки устали…

— Не надо поливать слезами дорогую полировку, она предпочитает коньяк! Слезами можешь помыть пол — по крайней мере увижу, что день пропал не зря.

Повар высунулся из кухни:

— Мотя, ну ты хоть не смеши, ради Бога…

— Извини, что я говорю, когда ты перебиваешь, но не трепи Богу мозги, будь скромнее. Что тебе тут Бог — бюро добрых услуг? МЧС?!

…Где-то около часу ночи все разошлись наконец.

Сама я планировала остаться ещё на время — было необходимо проверить наличие продуктов в кладовых и холодильниках: у Повара завтра выходной, и Габи обещал приготовить тиропитту — слоеный пирог с брынзой, и гёзский бойшель : азу из ливера, с тимьяном, луком, соленым огурцом, лимонной коркой, сахаром и горчицей. Тиропитту я любила, и не я одна, на неё как пить дать слетятся Персик и близнята — Тома с Хомой. С женами, естественно; ребят-то я каждый день вижу на работе, а невестушек?.. Так что следовало с особым тщанием пересчитать коржи слоеного теста, которые Габи, конечно же, готовил исключительно собственноручно, и это каждый раз было светопреставление на сутки, — пока мы с Джой не убедили его делать тесто впрок и класть в морозильник. Времени на приготовление запаса уходило ровно столько же, но — один раз в несколько месяцев.

Теста было достаточно. Как и телячьих желудков, бараньих почек, свиных сердец, чьей-то печени и прочего ливера. Как и бочонка соленых огурцов, и лука. Потом я обыскалась лимонов, которые Мотя все до одного зачем-то сложил в барный холодильник, потом решила сварить себе кофе…

И тут позвонил Габи.

— Заяц, — сказал он строго, — домой не ходи, ночуй в «Четверге».

— Это почему? — удивилась я, а Габи пояснил:

— Снег башка попадет, совсем мертвый будешь . В окно глянь. И не геройствуй там, и… Ну, как обычно.

«Четверг» стоит в верховьях не слишком крутого ущелья, которое разверзлось в горах, сопутствующих слева — если смотреть от города — Иичукайскому тракту. Удаляясь, постепенно сужаясь и уходя вверх, километр спустя оно теряется в прибрежном невысоком хребте; от тракта к трактиру ведет хорошая подъездная дорога, освещенная фонарями. Поспешив к окнам, я увидела: цепочку фонарей, поднимающихся от дороги, глушит один за другим до полного исчезновения дымная перина пурги-поддонки, отчаянного авангарда Напомника — затяжного зимнего бурана-снегоносца, который за сутки готов навалить на город с окрестностями снегу метра на три. Он достаточно жестко напоминал зимой, кто тут хозяин, и именно на такие случаи в избе «Четверга» имелась мансарда — подкрышная квартирка с полной сантехникой, камином, и даже заземленной электрической розеткой, и автономным шкапиком с кофе, аптечкой, тушенкой и макаронами.

Потому что аля гер ком аля гер.

В Лоххиде, как и в других долинах, лежащих ниже и ближе к морю, ветра дуют практически постоянно. Иные начинаются строго по часам, и с заходом солнца заканчиваются, — когда температура на южном и северном склоне господствующей горы или гряды сравнивается; другие приходят с моря, и никакие часы им не указ; есть и такие, которые залетают буквально на минуты, но разрушений от них случается больше, чем от некоторых землетрясений. Все они почти что члены семьи, каждый ветер старожилы знают в лицо и по имени: Переклинник, Лесной Хохотун, Подрезуха, Травочёс, Свистула Окаянная…