Елена Четвертушкина - Нетленка

— Ну и что? Это же практически народное искусство! — вскричали художники, — а глубина проникновения в суть?.. А рисунок, перспектива, тонкость лессировки и решительность корпуса?! — искусство не признает деления на стили, или оно талантливо, или нет, но тогда это не искусство…

Это было талантливо, кто ж спорил, и вообще, объясняться с тарками про искусство — разумнее уж сразу сесть вычислять квадратуру круга. Дугу картина ужасно понравилась, посетителям — тоже, Джой чуть спустя тоже признала творение шедевром, а я… А мне что, больше всех надо?!

Но вот они добрались до «Четверга», и я сильно встревожилась:

— Мужики, да на какого икотника болотного мне ваши хохмы! Я вам не Дуг, у меня серьезное заведение, всё по-взрослому — стихии, Дорога…

— Заяц, — сказал Микада печально, — с чего ты взяла, что у Дороги нет чувства юмора? Или не ты повесила на стенку лобстеров в кленовом листу?..

— Угу, — поддакнул Тревет, — ты не беспокойся — что ж мы, вандалы какие?! В доме Дороги мы Дорогу и напишем…

И написали, сломив мое растерянное сопротивление.

На мелочи наши гении не разменивались, взялись, так сказать, сразу за Вильяма нашего, за Шекспира , и изобразили великий исход сканийцев на Крышу Мира. Идея живописного полотна по замыслу создателей, как матрешка, открывалась не сразу. Или сразу, но не всем. С большой художественной силой (свойственной Микаде) и ужасающей детальностью (присущей Тревету) был запечатлен Великий Переход через Перевал; суровое небо с темными снеговыми тучами, величественные пики гор, грозные отвесы скал, провалы ущелий, и цепочка бредущих по ненастью людей… Я присмотрелась: исчезающие в закатной дымке с левой стороны композиции безымянные сканийцы, замыкавшие видимую часть шествия, были действительно одеты в изодранное платье тех времен. Но к голове колонны одежды менялись на более современные, а лица — на всё более узнаваемые. Чем правее заворачивала колонна, тем различимей делались и Саймак в собачьем (мною связанном!) свитере, с томом Суонийской Конституции в руках, и Стэнис в жилетке, несущий на спине самовар и скатку из плюшевой скатерти; и Джой, почему-то с выводком детей и музыкальным центром на плече. Тадеуш нес охапкой, как сноп, четвертную бутыль, Линка — ткацкий стан, Фрэнк размахивал кинокамерой и геологическим молотком… Были там и Гиз с пачкой дрожжей в руке, и Дуг с пулеметом, и многие другие — стена-то большая. Возглавлял процессию Траут на белой нервической лошади, и в одной руке у него полоскался штандарт из рваной плащ-палатки, с едва различимой потертой надписью «Травы не мять!», а другой он придерживал на коленях крупного русого зайца. Заяц был, по суонийским меркам, малость кругловат, и с явственной ехидной улыбочкой на бедовой морде… Если учесть, что с Габиной легкой руки меня уже весь город звал Зайчиком, метафора поражала не столько новизной, сколько нахальством.

Я придирчиво оглядела произведение. Написано было мастерски, в изумительной палитре естественных красок. И даже без особого сюра, разве что истероидную кобылу Президента вел в поводу Гжесь-Слепое Счастье.

Если не обращать внимания на Счастье и Зайца, это было серьезное высокохудожественное полотно. Габи долго ржал, а потом объявил, что лично его всё устраивает. Мотя немедленно задрал нос от прикосновения к высокому искусству (числилась за ним некоторая склонность к снобизму), Повару было плевать, персонал хихикал и восторгался…

Я вздохнула и промолчала.

— …и гобелен с деревом. Ну, за каким гарлупником ему гобелен в доме?! И лестница эта, на второй этаж… Дорогой клянусь, сам видел: ни перил, ни направляющих, ничего — так, досочки из стены торчат, эдак веерком. Как это там… почему люди не летают, как птицы … Он что, вообще не пьет?.. Не понимаю — странник, да к тому же дальнобойщик…

— …анекдот новый, слышал? Турист-юниец, добрый человек, увидев на рынке, как продают живую рыбу, немедленно и страстно её пожалел, выкупил и выпустил. В лес…

— …по контракту, у Трефа в фирме… Классический «прогрессор », мамой клянусь! Так восхищался природой, людьми… В одиночные маршруты его, конечно, не пускали, но жил он на квартире, и на помойку с мусором ходить все же приходилось. Разумеется, прочли «Памятку чайника». А Тофер чего-то разлимонился, поведал гостю айтишнику историю из собственной практики, как наткнулся у помойки на тигра, — по таркскому обычаю заговорил с ним, и уболтал, тигр ушел… С Трефом-то понятно, он же из старой «Дельты». А вот с ученым случилась аналогичная ситуация, и он, дурнишник овражный, от нервоты поступил не как учили, а как Тофер наглаголил — начал с тигром разговоры разговаривать. Вернулся — вообрази! — живой и невредимый, и спрашивает Трефа: «А у вас что, все тигры — полиглоты?» — «С чего это?!» — «Так ведь я от страха с ним по-юнийски говорил…»

— …Бармен, вы не реагируете на мой зов, который я испускаю уже не впервые. А, между прочим, я пою свое горе с большим удовольствием…

Четверг был полон.

Театр уж полон, ложи блещут … и мачта гнется и звенит… и кто-то там чего-то ищет, а кто-то вроде бы бежит… Впрочем, нет, это я путаю. В уши лезли обрывки разговоров, и проскакивали сквозь сознание, как спагетти в дуршлаг. Но «ложи» действительно блистали, и последняя реплика о горе, испускаемом с удовольствием, вдруг сцепилась хвостом с тигром-полиглотом. Я затормозила на полдороге от дальней Коламбы, где устроились Бобка с женой и внучкой (то есть, их дочкой, а моей внучкой) к кухне, и прислушалась. Слушалось с трудом — я вся была ещё в веселой беседе с детьми, когда Бобка, поглощая без меры маринованные грибы, вдруг поддел на вилку темную шляпку, деловито её поразглядывал, и с удовольствием слопал. А потом сказал:

— С червяком.

— Да ладно, — забеспокоилась я. Вообще-то, при общем количестве гриба у нас по осени, мы имели возможность выбирать не просто не червивые, но и калиброванные, строго со скан диаметром — будь то грузди, боровики или бархотки. Неужели подвела старческая дальнозоркость?!

Улька, Бобкина жена, покосилась на него насмешливо:

— Жив?..

— А что мне сделается, — приосанился сын, — подумаешь, червяк… Лучше я его, чем он меня.

Внучка Иха смотрела на родителей и бабушку пристально и выжидательно, боясь пропустить обязательную хохму. За 10 лет своей жизни она успела изучить нас досконально.

— Н-ну-у?! — вопросил сын, — Ульк, ну не герой ли я?!

— Не-а, — лениво ответила Улька. — Подумаешь, червяк маринованный. Вот если бы ты его в борьбе…