Елена Четвертушкина - Нетленка

Как ни странно, злость подействовала: ноги перестали делаться ватными, и я упустила шанс сесть мимо табуретки. Упавшая книжка горбилась страницами на прикроватном козле; чувствуя, что двускатный рубленый потолок отчего-то продолжает всею тяжестью давить на темя, я чуток подышала по науке (таркской, разумеется: раз-два-три — вдох, раз-два-три — выдох… не торопись, некуда тебе торопиться… раз-два-три-четыре — вдох, раз-два-три-четыре — выдох… ну вот, уже лучше), перевела дыхание, решительно встала и пошла вниз.

Обеденная зала Четверга застеклена с 2-х сторон, поэтому в солнечные дни тут легко найти столик и для любителей полутени, и для солнцепоклонников. Ну и, конечно, виды на все стороны открываются чудные: подъездная аллея с ныряющей круто вниз дорогой, и каменные склоны ущелья, поросшие пирамидальной елью… Поднимаясь к себе, свет я везде погасила, но теперь зажгла снова: пока есть электричество, будем радоваться жизни. Может, кто и забредет, подумала я, а то чего-то… какая-то я нервная сегодня. Опять же камин — дров навалом, на неделю осады, можно не жалеть… Я уселась у камина, мельком пожалев об оставленной наверху книжке. И тут меня опять накрыло.

Паники на сей раз не было, но зато все тайные страхи стареющей женщины, обычно отсиживающиеся по дальним углам сознания, вдруг встрепенулись, и, с неуместным энтузиазмом толпясь и толкаясь, полезли в голову.

Совсем некстати вспомнилось, что муж на 5 лет моложе меня.

А если учесть, что женщины, как правило, стареют раньше мужчин, то на все 10.

И что, собственно, тогда мешает ему меня бросить? Влюбится в кого-нибудь посвежее, помоложе… Джой права, тысячу раз права — нечистый меня попутал написать в «Яйце», что останусь в конце концов без него…

Разве я смогу без него?!

Ох, для чего мы с ним тогда — взрослые, всё повидавшие люди! — загулявшись в предрассветных травных пустошах Хоккая, вдруг заговорили о самом сокровенном, о чём старались никогда не поминать, по умолчанию.… Затмение на нас нашло, не иначе, — цепляясь друг за друга, оступаясь на обглоданных морем камнях прибрежной полосы, со смехом стряхивая с волос туман, мы целовались, как новобрачные, и старались загородить друг друга от вечного, живущего на Хоккае от начала времен ветра Травочёса, который зачастую, подчиняясь только собственным капризам, превращался в ветер Траводёр, шквал Лесоброс и ураган Смертонос. И было совершенно необходимо защитить друг друга и от этого дурного ветра, и вообще от всего на свете, от любой боли, особенно непереносимой; даже ценой собственной жизни, потому что на самом деле друг без друга жизнь не имеет ни малейшей ценности. Нет, я не паникёрша… но вдруг действительно с Габи что-нибудь?..

И тут — Слава Дороге! — жизнеутверждающе взвыла дверь.

…Потом, уже сидя у камина, в котором ревели дрова, гость сказал:

— Заяц, ну уж ты-то не первый год здесь. Даже странно.

— Ничего не странно, — возразила я, шумно и радостно доглатывая последние капли из стакана с горячей медовухой, — просто мне ещё ни разу не приходилось встречать Напомник в одиночку, представляешь… И, соответственно, сталкиваться с этим феноменом.

Здесь, наверное, надо сказать о некоторых особенностях суонийского языка: в нем нет сослагательного наклонения, матерных ругательств и обращения к единственному числу на «вы». У суонийцев имеются иные формы донесения до собеседника своего респекта и уважухи. Поэтому, например, Мотино «мадам Заяц» звучало несколько дико: на суонийский слух, Мотя общался сразу с двумя собеседниками — с одной мадам, и с одним зайцем.

— …Ещё раз, — попросила я, — пожалуйста. С первого я всё поняла, но ничего не запомнила. А у тебя такие чеканные формулировки…

— Не у меня, — возразил собеседник, — у учебника физики для первого курса таркского колледжа.

— Тысяча пардонов, но я колледжа не кончала, фишка не легла. Так что давай для тупоумных…

— Да без проблем . Волны Шумана , предгрозовое излучение, он же — « Голос моря» — инфразвук на частоте 7—8 Гц. Это явление может быть не только морским; источником сверхнизкочастотных электромагнитных волн бывают и циклоны — но только зимой, и только у горных массивов… Фронт циклона обычно выпуклый, ветры дуют перпендикулярно ему, то есть веерообразно. Циклический инфразвук обычно распространяется по ветру; когда край фронта приближается к горам, его линия искажается, он выгибается в обратную сторону. И на выгнутом фронте, как в фокусе зеркала, ветер и опережающий его инфразвук начинают сходиться в некий новый фокус, где интенсивность инфразвука возрастает в сотни раз, и становится опасным. Проще говоря, перед валом Напомника бежит волна смертельного ужаса, по счастью — кратковременная.

— Слу-ушай, — сказала я, деликатно разглядывая гостя, и особенно браслет из белых камешков на жилистой руке, поправлявшей дровишки в камине, — а это правда, что вы умеете разговаривать с буранами?

— Правда, — ответил он, разглядывая меня. Вздохнул и спросил, деликатно понизив голос: — А это правда, что в честь тебя поставили тотем на лугах за Собачьим Хутором?..

— Не в меня! — возмутилась я, поспешно отставляя стакан. — Не в честь!.. То есть, не мою… Тьфу, да когда это было!

— Я редко спускаюсь в город, — пожал плечами гость.

— …Нет, я конечно слазила в Интернет, — уныло промямлила я, стараясь не обращать внимания на ухмылки Джой и героические попытки Микады удержаться от здорового (чего уж там) хохота. Мои так не вовремя развеселившиеся друзья ждали продолжения, а продолжать мне ну, никак не хотелось.

Дело происходило через несколько дней после установки тотема, и, будем справедливы, — веселился один Микада. Зато вовсю. Джой делала вид, что вообще не понимает, из-за чего шум, а меня эта история здорово вышибла из колеи, и, в отличие от друзей, счесть её просто веселой хохмой я была не готова. Меня пристыдили: Заяц! Ты что, Заяц! Это же… Да не бери в голову, Заяц, это же не про то, это же про зайца , Заяц…

А потом меня подвело любопытство — привычка всегда и во всем доискиваться смысла. И вот теперь ближние требовали обнародования подробностей моего позора.

Стараясь потянуть время, я сделала вид, что поправляю волосы, встала и глянула в зеркало.

В зеркале маячил сосуд мировой скорби, и вся тоска ханаанского народа немым укором мирозданью застыла в его глазах.

— Чтоб тебя разорвало, жбан, — с чувством пробормотала я, и немедленно увидела в том же зеркале лица Джой и Микады.

— С ушами, — сказала я вызывающе.

— Да ладно тебе, — сказал Микада сочувственно. И тут же поторопил: — так что там про Зайца?