Елена Четвертушкина - Нетленка

— Ап-пчхи!! — яростно орала я, топая ногами, — а-ап… а-ап-чхи! Ап-ч-чхи-и-и!!!

Все ужасно перепугались. Сын с графом Твэром бестолково толклись в слепой зоне, не решаясь подойти ближе к линии огня, и рефлекторно приседали при каждом залпе. Это было до того смешно, что я, едва успев прочихаться, немедля расхохоталась, а недолго спустя ко мне присоединились и остальные.

Вот именно в тот момент, — когда, кое-как подобрав джезву, подушки и окурки, затоптав всё ещё тлеющий килим, и вручив его Бобке для выноса на помойку, — мы расселись прежним порядком, Габи последний раз всхлипнул и сказал:

— Зоринка, зайчик. Ещё никогда в жизни никто мне не объяснялся в любви подобным образом…

— Кто, кто тебе объяснялся?!

— Никто, я же говорю. Поэтому — тихо, не перебивай! — я вот думаю: нам просто необходимо пожениться.

После того как Габи с громадными трудами развязался со службой и переехал в Суони, мы действительно поженились, и он начал работать в нашем ЦКС. Очень скоро его знал весь город. Габи пользовался невероятным авторитетом, и может быть, поэтому с его легкой руки меня начали называть Зайцем — сначала друзья, в шутку, а потом и малознакомые люди на рынке. Подозреваю, что многие местные в ум не брали, как меня звать на самом деле — Заяц и Заяц, чего такого. Меня это тоже совсем не беспокоило, даже приятно, ведь местные имена, в переводе с древнесканийского, тоже имели, так сказать, природную тематику, — всякие «Лунные Волки», «Маргаритки, выросшие в прошлом лесу», или «завтрашние филипендулы в полнолуние», и так далее.

Прошло года два, и ничего, вроде бы, не предвещало… А потом грянула катастрофа, начавшаяся, как водится, издалека.

Здание ЦКС выстроено было по последнему слову техники, и никакие землетрясения ему были не страшны: оно только раскачивалось, как березка на ветру. Единственно, что все стационарные (и не очень) предметы должны были быть закреплены намертво. Это в идеале.

Я тогда ещё работала начальником отдела Свободного Поиска, в состав которого входила спецгруппа «Дельта». Мы только что переехали в новое большое помещение на 15-м этаже, и не успели до конца разобраться с мебелью.

Рабочий день заканчивался. Джой, запихивая в рюкзак блокнот, косметичку и пакет с пирожными из нашего буфета, решила мимоходом освежить в умах сотрудников правила внутреннего распорядка:

— Когда звучит команда «бросай работу!», сосредоточьтесь и убедитесь, что не бросаете в корзину для бумаг гранату с выдернутой чекой…

Герман фон Шенна, командир Дельты, которого ребята называли не иначе как Батей, человек в целом серьезный и положительный, всё-таки имел одну вредную привычку, на пагубные последствия которой я ему неоднократно указывала: он обожал раскачиваться на стуле. Учитывая его почти таркскую физическую подготовку, это не было столь уж опасно, кабы не землетрясение. Первый раз тряхнуло без 9-и минут 18 часов, как раз тогда, когда недальновидный Герман предавался напоследок любимому пороку. Его опрокинуло назад и долбануло затылком об стену. Встать Батя уже не смог, так как толчки продолжились, и в него влетели мы с Джой, а сверху нас накрыл мой стол.

К сожалению, в тот момент почти все сотрудники оказались на рабочих местах. Клыка смело со стула, и он даже почти успел отползти в угол, но тут на него, хищно лязгая дверцей и устилая пол секретной документацией, поскакал сейф. Не допрыгав полметра до жертвы, сейф ухнул как-то особенно воинственно, исторг из себя бутылку коньяку, подскочил и всей тяжестью обрушился на Клыка.

Ливень, как и Батя, пострадал от собственного легкомыслия, потому что стоял возле открытого окна, которое открывать не разрешалось категорически. При первом же толчке Дождичка как с петардой под хвостом вынесло за пределы здания. Спасла его, безусловно, милостивая Дорога: от вибрации толстое стекло пошло трещинами и посыпалось; улетая, Ливень зацепился боком за один из осколков, прочный, как слоновый бивень. За Ливнем последовал бы и Мика-младший (не иначе, у того окна медом было намазано), но он успел прочно заякориться рукой за подоконник.

Остальные, как кегельные шары, катались по помещению в обнимку со стульями. С верхней полки встроенного шкафа сквозь распахнувшиеся дверки ранними снежинками планировали чистые бланки информационных запросов, заявок на оружие и снаряжение, и ещё какой-то мусор. Марко получил в нос колбой от кофеварки, Лисенок, схватившись впопыхах за осколки пластика перегородки, вдрызг изрезал руки; Яков как раз спешил на выход, за что и был наказан: его подбросило у самой двери, и прочно насадило капюшоном куртки на крюк слетевшего аварийного фонаря…

И вдруг всё кончилось. Протикало пять секунд.

— Уважаемые сотрудники! — героически-хриплым голосом гаркнул динамик внутренней связи. — Сохраняйте спокойствие! Толчки прекратились. Жертв и разрушений в здании нет. Благодарю за внимание.

Я с трудом выбралась из медвежьих (и спасительных!) объятий Бати, встала пошатываясь, и обвела взглядом жертвы и разрушения, которых, по официальным данным, не было. По сравнению с тем, что мне представилось, гибель Помпеи выглядела любительским спектаклем. Нас как следует взболтало внутри запертого помещения, и теперь вставший на место пол устилали обломки мебели, компьютеров и личного состава. Кое-где этот культурный слой вспучивался то дисплеем искореженного монитора, одинокого, как перископ подводной лодки во вражеском тылу, то под непривычным углом зависшей ножкой стула… Сверху всё это было припорошено мятой бумагой и битым стеклом, и в целом производило кошмарное впечатление.

— Живой кто есть? — дрожащим голосом вопросила я. В отличие от Помпеи, тут за все отвечали мы с Герочкой, так что самое время было прикинуть последствия.

Но последствия не стали ждать, пока мы их прикинем: тут же входная дверь дрогнула, затрещала, и вместе с косяком вывалилась наружу. Но не упала, а удерживаемая чьей-то железной рукой, была торопливо отставлена в сторону; небрежно подхватив упавшего с крюка, как спелая груша, Якова, из открывшегося проема выступил сам Директор филиала Хэмфри. По счастью, в первый момент он онемел, а тут из-под обломков стали восставать сотрудники, так что ландшафт перестал выглядеть совсем уж безотрадным.

— Н-да, — тихо сказал Хэмфри, — я почему-то так и подумал: раз во всем филиале жертв и разрушений нет, то здесь, как всегда, на этом не остановились. Жертв нет, и в живых никого нет…

Из-за подоконника, с наружной стороны здания, показались головы Мики и Ливня. Я торопливо перекрестилась. Хэмфри внимательно глянул на них, и заметил:

— Верно говорят, что перед землетрясением птицы покидают свои гнезда…