Екатерина Кармазина - Время года — зима

Если у большинства людей белые халаты вызывали ассоциации, связанные с медицинскими учреждениями и их работниками, и, как правило, влекли за собой воспоминания не очень приятные, то для Тамары белый халат был символом научного сотрудника, коим являлась ее мама. В детстве, в младших классах, после занятий в школе она всегда шла к бабушке, которая жила неподалеку. В обеденный перерыв к ним прибегала мама, так как работала в исследовательском институте по соседству. Тома уже знала, что ее мама занимается опытами, так ей рассказывали. И вот, когда она прибегала к ним в обеденный перерыв, на ней был белый халат. При виде мамы девочка бросала все свои дела, которыми была занята в тот момент, и стремглав неслась ей навстречу. А когда обед заканчивался и мама должна была возвращаться на работу, ей предстояла борьба с дочерью, которая, вцепившись в халат, ни за что не хотела ее отпускать. Никакие уговоры, объяснения и обещания не помогали. Подключалась бабушка и старалась отвлечь внимание ребенка всеми возможными способами, но не тут-то было. Маленькая Тома уже успела изучить все уловки, и обмануть ее было не так-то просто. В конце концов ревущего ребенка все же отрывали от мамы, и когда та возвращалась на работу, подол ее халата выглядел так, как будто побывал в мясорубке.

Когда дочь стала старше, мама частенько брала ее с собой в институт. Такие дни для ребенка были сродни празднику. И в белых халатах там были все. Проходя по коридору, они обязательно встречали кого-нибудь из коллег, останавливались и долго разговаривали. Тома была окружена вниманием. В отделе кто-нибудь из сотрудников обязательно усаживал ее за лабораторный стол и ставил перед ней микроскоп. Это было самым любимым ее развлечением. Всего одна капля воды на стеклышке могла завладеть вниманием ребенка на ближайшие полчаса. Никто не знал забот. Затаив дыхание, она наблюдала за целым миром удивительных организмов, восседая на высоченном вертящемся стуле, слезть с которого самостоятельно у нее вряд ли получилось бы. Рано или поздно ей это занятие все же надоедало, и тогда она с таким же интересом наблюдала за сотрудниками отдела, которые проводили опыты, что-то растворяли в пробирках и колбочках, вели записи. Спустя некоторое время, подражая научным сотрудникам, так же деловито, Тома возвращалась к своему занятию и снова глядела в микроскоп.

С ней вместе проводили опыты; показывали, как выращивать кристаллы; водили в виварий, где были не только белые крысы и морские свинки, а и говорящий попугай. При этом химию в старших классах она так и не полюбила. Причиной тому снова был учитель. Предмет у них вела пожилая женщина, которая до того работала с трудными подростками. В интернате она проработала большую часть своей жизни, и это определенным образом отразилось на ее психике. Не то чтобы она была сумасшедшей, но странности за ней водились, и о них было известно и ученикам и педагогам. Ученики этим пользовались сполна. Например, чтобы получить хорошую оценку, достаточно было заявить о своей любви к бездомным кошкам и собакам. Тогда в журнале напротив фамилии заявившего это тут же выводилась оценка «отлично». Тамара никогда так не делала. А парни из ее класса делали это не для оценки, а забавы ради. Ни к учительнице, ни к ее предмету, таким образом, серьезно никто не относился. И когда на следующий год пришел новый учитель, выяснилось, что ученики предметом не владеют. Наверстывать программу за прошлый год он не трудился, потому для целого потока учеников данная дисциплина так и осталась непознанной, чему они были только рады.

Если школьник учился на «отлично», его относили к категории учеников с математическим складом ума. За теми же, кто ленился, закреплялся ярлык гуманитария. Тамара, таким образом, автоматически подпадала под гуманитария. Это означало, что мир науки для нее закрыт. Пока что она об этом не думала. Но каждый раз при виде белого халата срабатывал механизм, который в глазах Томы придавал его обладателю особую значимость.

Со дня знакомства с Ниной Дмитриевной прошло всего два дня, на протяжении которых Тома соблюдала постельный режим. Мама была дома целый день и ухаживала за дочерью, стараясь выполнить любое ее желание, побаловать вкусненьким. Лежать перед телевизором, вдыхать запахи домашней кухни, наслаждаться маминой заботой и не ходить при этом в школу было приятно и уютно. Когда Тамара подхватывала какую-нибудь простуду и лежала с температурой, было все то же самое. Мама ухаживала за ней, носила горячие напитки, читала ей вслух. Но тогда девочке хотелось на улицу к друзьям. Она не могла дождаться, когда ей можно будет вставать. Теперь же ей никто этого не запрещал, но вместо прогулок она предпочитала оставаться дома. Эта тяга к уединению появилась после знакомства с Ниной Дмитриевной. Тома думала о ней постоянно, даже когда читала книгу или смотрела фильм. Теперь она никуда не рвалась и не бежала, подолгу пребывая в своих мыслях.

Сегодня пробуждение Тамары было особенно приятным. Спросонья она еще не успела осознать, чем именно знаменателен этот день, но, стоя в ванной перед зеркалом, уже улыбалась от одной только мысли о предстоящей встрече с Ниной Дмитриевной. Она то пронзала, как ток, то разливалась теплом по всему телу.

Когда Тома вернулась в комнату, ее взгляд задержался на настенных часах. До шести вечера оставалось ровно семь часов. Ей нужно было чем-нибудь себя занять. Она пыталась читать, но поймала себя на том, что просто перелистывает страницы. Сконцентрироваться на сюжете фильма тоже не удалось. Тогда она включила музыку, под которую можно было унестись в любые дали. Время тянулось, как никогда, медленно.

Ровно в пять Тамара сидела за столом. Мама удивилась.

— Ты чего так рано собралась? Еще же полно времени.

— Пока поем.

— А впрочем, правильно. Лучше прийти заранее. Нина Дмитриевна и так делает нам одолжение. Мы вообще там никак не числимся. Хорошая женщина.

Чай Тома выпила почти залпом.

— Томчик, ты переживаешь? Так мы же уже обо всем знаем, это просто бумажка. Осмотра уже не будет. Не волнуйся так. В любом случае мы уже попали к Нине Дмитриевне, и она от нас не откажется. Она опытный врач. Съешь-ка еще сырок, пожалуйста. Хочешь, оставайся дома, я поеду?

— Нет!

— Давай я с тобой поеду?

— Нет!

Тома не заметила, как проехала две остановки. По дороге она представляла сидящую за столом Нину Дмитриевну, как войдет в кабинет, как поздоровается, посмотрит. На этот раз она собиралась быть взрослее и увереннее в себе. Ей хотелось, чтобы Нина Дмитриевна не думала о ней ничего плохого. Хотелось, чтобы она знала, что все это вышло по какому-то дурацкому стечению обстоятельств, что все это просто недоразумение! Никакие мальчики ее вовсе не интересуют! Все эти их ухаживания и приставания не доставляют ей никакого удовольствия, она их просто терпит!