Екатерина Кармазина - Время года — зима

Входные двери приемного отделения были не заперты. Тома вошла внутрь и остановилась перед окошком. Часы на стене показывали без пятнадцати шесть. В комнате ожиданий никого не было. В коридоре тоже. Тогда Тома прямиком направилась в кабинет Нины Дмитриевны. Перед тем как постучать, остановилась, перевела дух.

Нина Дмитриевна оказалась на месте и была в кабинете одна. Увидев девочку, жестом пригласила войти. Тома зашла, закрыла за собой дверь и осталась стоять у порога. Несколько раз Нина Дмитриевна указала на стул, но Тома не двинулась с места. Тогда Нина Дмитриевна оторвалась от бумаг и взглянула на юную посетительницу. В этот момент внутри у девочки все перевернулось. Ей казалось, что с момента их первой встречи прошла вечность.

— Нина Дмитриевна, я за… Вы сказали… — растерянно и сбивчиво пыталась начать разговор Тома.

— Я помню. Все готово. А ты почему там стоишь? Проходи. Посиди пять минут. Я сейчас закончу. Или ты спешишь?

— Нет.

На цыпочках Тома прошла по кабинету и села на стул. Пока Нина Дмитриевна раскладывала какие-то бланки, Тома с интересом ее разглядывала. Правое запястье Нины Дмитриевны овивал кожаный ремешок наручных часов. Она часто на них посматривала. Красивые длинные, как у пианистки, пальцы держали шариковую ручку. Волосы были аккуратно собраны. Верхняя пуговица халата расстегнута. На шее видна тонкая вязь золотой цепочки.

— Так, теперь с тобой, — Нина Дмитриевна отложила ручку в сторону.

От неожиданности Тома дернулась. Нина Дмитриевна уже приготовила бланк с результатами и держала его в руках.

— Держи. Это результаты анализа, отдашь маме, пусть будет у вас на всякий случай. Все подтвердилось. Так что действовать будем по запланированной схеме.

Девочка смотрела на Нину Дмитриевну, как загипнотизированная. Тон Нины Дмитриевны изменился, стал более ласковым.

— И не волнуйся, все будет хорошо. Помимо лечения, пей много жидкости, никаких физических нагрузок, молочно-растительная пища, ничего жареного, острого. Постельный режим и ежедневная смена белья. Слушайся маму и делай все, как она говорит, ладно?

— Да, — просто и односложно ответила Тома.

— Хорошо. И я давала свой номер телефона. Если будут вопросы, звоните, не стесняйтесь. А когда все закончите, снова ко мне, на контрольный осмотр. Договорились? — мягко и участливо спросила Нина Дмитриевна.

— Да, — все так же односложно кивнула Тома.

— Тогда всего доброго, а у меня обход, — в голосе Нины Дмитриевны появились официальные нотки.

Чтобы не задерживать доктора, Тамара как можно быстрее покинула кабинет. Застегивая на ходу куртку, она сунула результаты анализа во внутренний карман.

Дома ее ждала мама. Хоть она и успокаивала дочь перед выходом, сама разволновалась и все это время не находила себе места. Достав из футляра очки, она тут же принялась изучать написанное на бланке.

Если Тамара за что-то бралась, работу выполняла тщательно, на совесть. Делать как попало она не умела. А значит, можно сказать, что она была исполнительной и ответственной. Это касалось всего, кроме уроков. Их она выполняла кое-как или не делала вовсе. Зато перед каждым уроком на перемене она усердно списывала у тех, кто выполнил задание. Проблем, таким образом, не возникало. Не отличница и не двоечница, хорошистка.

Если бы учителя в школе умели заинтересовать, ей наверняка была бы важна реальная картина ее навыков и умений. Тогда она выполняла бы задания самостоятельно. Но это постоянное, ежедневное оценивание лично для нее не имело никакого значения. Лишь бы отстали. Школьная система не несла в себе и намека на что-либо истинно творческое. Среди сверстников популярностью пользовались как раз ученики и ученицы, которые учились плохо. Отличников и чересчур прилежных недолюбливали. И дело было вовсе не в знаниях, а в темпераменте, в бунтарстве, в молодости. Тамара дружила и с теми, и с другими.

Она начала встречаться с одним из одноклассников. Произошло это совершенно неожиданно для нее самой. Парень, который держался особняком и которого побаивались не только ученики, а и сами учителя, как-то набрал ее номер, и она услышала самое оригинальное признание в любви: «Привет, моя девчонка! Я великий физик и я тебя люблю!». Этого оригинала звали Валентин. Он делал только то, чего хотел сам. Он никогда не выполнял домашних заданий, не вел записей в тетради, не выходил к доске и не отвечал на вопросы учителей, которые со временем оставили его в покое. Валик всегда сидел на задней парте и занимался своими делами. Пока его одноклассники слушали урок, конспектировали или писали под диктовку, он открывал свой дипломат. Мог достать одну из своих книг и читать. А мог разложить инструмент и материал, из которого что-нибудь мастерил. Таким образом, на одном из уроков можно было увидеть Валентина читающим «Занимательную физику», а уже на следующем он увлеченно лепил динозавров из пластилина. Руки у него были золотые, и звери выходили отменные.

Горе-педагоги, которые оставили в покое Валентина, переключились на его родителей. В стенах школы его мама была частым гостем и каждый раз уходила в слезах. Ее сына считали странным, его никто не хвалил, только ругали. Вместо того чтобы искать к необычному, но определенно талантливому подростку подход, учителя против него ополчились. Они требовали, чтобы мать забрала его из этой школы. Уже в который раз ей удавалось получить отсрочку. Но ничего не менялось. Валентин продолжал противостоять миру взрослых. Тома так не смогла бы. Да и никто не смог бы. Это в нем ее и привлекало. Ей, как и ему, многое не нравилось, было скучно и неинтересно, но она выполняла то, что от нее требовалось, тем самым изменяя себе. Валентин себе не изменял. В нем Тома видела ту себя, которая решилась бы идти против всех. Ее пытливый ум, пылкость характера и творческая составляющая стремились к вершинам, которых на горизонте среднего учебного заведения было не видать. И тогда она давала волю воображению. За чтением она много и часто мечтала. Мечта для девочки была подобна воздушному змею, парящему высоко в небе. Невидимая, но крепкая леска — важный компонент конструкции. Благодаря ей змеем можно управлять и задавать траекторию полета. Так же необходимо движение, в статичном состоянии змей останется на месте. Есть движение, есть полет. Но для того, чтобы началось движение, нужна специальная энергия — это когда человек влюбляется. В книгах, которые читала Тома, об этом было написано очень много. Только влюбленный может сломя голову нестись по полю, радоваться змею-символу и всему миру. С появлением в ее жизни Нины Дмитриевны Тома начала чувствовать нечто подобное, нечто, о чем она столько читала и думала. Ее переполняли энергия, желание, стремление. Стоять на месте она больше не могла, ее влекло будущее.