Сергей Виноградов - Дорога в бесконечность

И как он не щипал себя, ничего не получалось. Ладно, — решил Петров, выходя из конторы, — дойду до дома — проснусь. Даже во сне деревня выглядела вполне прилично. Из почерневших от времени печных труб по-прежнему разносился ветром сладковатый запах первача. Улицы были пусты. Лишь у дальнего колодца неясно виднелась толпа деревенских баб с коромыслами. Подойдя ближе, счетовод услышал, что они о чём-то уж очень оживлённо судачат…

Приблизившись к колодцу, Петров слегка приподнял свою потёртую кожаную кепку времён гражданской войны, в знак приветствия, но его словно не заметили. На лице баб не было никаких изменений — ни удивления, ни страха. Ровным счётом ничего.

Но вот и дом. Здесь его обычно никогда не ждали. Ни жена, ни тёща. Словно он был для них — пустое место. А, может быть, и так. По привычке старого чекиста Петров тихо вошёл в избу. Также тихо разделся и тихо лёг в собственную отдельную кровать, стоящую аккурат у двери в чулан. Странно, но никто ничего не заметил. Сейчас его занимала мысль о том, если он сейчас уснёт, то где и когда проснётся?

Сколько времени Петров проспал он и сам не ведал. Но сны его, похоже, в этот раз не одолевали. И даже старый будильник, видимо, не рискнул потревожить измотанного непонятными снами счетовода. Но он всё-таки проснулся. Сам. В собственной кровати. За окном ярко светило солнце. Но мыслей, как прежде, о том, что проспал первый раз в жизни почему-то не было. Равнодушно посмотрел на численник в простенке между окнами. На календаре стояла дата: 13 августа. Пятница.

— Ну и что? — подумал он — закоренелый атеист и безбожник, знающий от знакомой цыганки, что по пятницам вещих снов не бывает. А что касается даты — то только мракобесы верят в чёрную магию тринадцатого числа. И ещё в исподнем выглянул в окно. Улица была вроде та же, что и в мучавших его в последнее время кошмарах. Но на ветру над крыльцом развевался красный флаг, которого в его сне почему-то не было. Быстро надев кожаные галифе и такую же чёрную кожаную куртку, перекинув через плечо портупею с наганом, и прихватив кепку с большой красной звездой над околышем, Петров вышел на крыльцо. Улица была пуста. Только за околицей, там где находилось деревенское кладбище, играл траурную музыку полковой оркестр. Петров быстрыми шагами направился туда. Около самого края кладбища у вырытой могилы стояли женщины в чёрном и какой-то небритый старик выглядывал из-за спин угрюмой церемонии.

— Кого-то он мне напоминает? — подумал Петров. И тут музыка прервалась и начались траурные речи. Много чего приятного для ушей покойника было сказано. А его почему-то никто и не пригласил поближе, словно и не заметил. Так и стоял Петров в одиночестве ни кому не мешая. Слушал, как красиво иногда умеют говорить его подчинённые, хотя и чекисты. Когда все разошлись так и не сказав ни слова своему командиру (впрочем, понятно, люди в трауре и можно себе позволить не соблюдение субординации хотя бы на это время), он подошёл к могиле усопшего. На колышке (памятник со звездой поставить пока не смогли) была прибита картонка, на которой просто и незамысловато знакомым кривым почерком Митрича — самого старого чекиста среди них было выведено «Петров П. П.» А чуть ниже годы жизни: 1888—1918. Петров опять стоял у собственной могилы…

Разбудил его будильник. Но очередной сон не выходил из головы. И пока чтобы ничего не забыть, счетовод на подвернувшемся листочке записал какие-то цифры. А потом опять должно было всё повториться точь-точь как в мучавших его кошмарах Но сегодня Петров точно знал как всё это прекратить. Поэтому он он впервые в рабочее время направился не на работу, а прямиком на кладбище. Подойдя к знакомому уже холмику с чуть покосившимся самодельным деревянным крестом и картонной табличкой «Петров П. П.» он стал терпеливо дожидаться Митрича, если конечно не ошибся в своих догадках.

На самом деле счетовод он был не важный, да и душа к этому делу у него не лежала, но председатель колхоза попросил, поработай, мол, пока настоящего счетовода из города не выпишет. Вот так три года и мается. От работы даже плеш на голове появился. а ведь совсем — молодой — вот-вот только 33 стукнет. Хотя куда деваться из колхоза? Здесь его родной дом, жена не хуже, чем у других, тёща — золото. Что детишек пока нет — так это дело наживное. Ещё не поздно. А есть у него ещё кепка — отцовская, с которой он никогда не расстаётся. Жаль только, что он почти не помнил его. И могила когда-то на деревенском кладбище была. Потом как-то истёрлась — сначала с земли, а потом и из памяти односельчан. А из тех, кто его батьку знал, пожалуй, один Митрич и остался. Вот почему он любит его, как родного. И держит деда при себе, хотя даже председатель этого не понимает.

Так за размышлениями прошло время и в точно приснившийся срок появился Митрич. Как всегда со своей самогонкой.

— Здорово, дед.

— Здравствуй, Павел Петрович. А ты тут чего делаешь? Заждались тебя на работе. Беспокоятся, не заболел ли.

— Есть у меня к тебе разговор.

— Ну, говори.

— Это твой почерк на табличке?

— Ну, мой.

— Тогда рассказывай, чего же ты годы жизни здесь не дописал?

— Забыл я, Павел Петрович, когда-твой батька родился. Когда его здесь в восемнадцатом хоронили, помнил. А теперь забыл. Вернулся я в тридцатые, когда с басмачами разобрались, а кладбища то почти и нет. Всё заросло да ветрами раздуло. Теперь снова на этом месте хоронят. Стыдно мне было тебе признаваться, что я лучший друг твоего отца был. Думал всё — вот его могилку найду и всё тебе расскажу.

— Нашёл.

— А ты как об этом узнал?

Счетовод замялся, не зная как ответить деду: приснилось, что ты сегодня здесь будешь Вот и пришёл.

— Приснилось, говоришь. Значит, сон в руку. Хотя сегодня пятница — сны, вроде, бы не сбываются. Да бог, с ним, со сном, давай помянём отца твоего — геройского красного командира и восстановим справедливость — допишем хотя бы, когда он геройски погиб.

— Давай дед, пиши: год рождения — 1888-й.

— А ты откуда знаешь? Опять приснилось. Мы с тобой, Паша, хоть и безбожники отъявленные, но я верить стал, что есть там на небесах что-то или кто-то, что ведёт нас по правильному пути и помогает нам. Хотя мы часто этого и не хотим. Может, и правда, Бог есть?

…Эту почти правдивую историю про своего отца-счетовода рассказал мне один мой однокурсник пару лет назад, когда мы только начали учиться в Ленинградской высшей партийной школе. Поверить в какие-то сны было очень трудно, поэтому я решил её изложить так как есть без какого-либо научного атеистического обоснования. Вот только прочитать моему другу то, что получилось, так и не успел — его отчислили сразу же после первого курса. За что — не знаю. Может быть и за эту мистику. Но я пока его так больше и не видел.