Михаил Талалай - Цветы мертвых. Степные легенды [сборник litres]

А мост, разорванный в двух местах, повис кружевами пролетов над окровавленным Донцом.

Не попавшие еще на мост разбежались в страхе, бросив свои подводы.

Двое суток лошади стояли у крутого обрыва в числе нескольких сотен, непоеные и некормленые, пока жители не освободили сцепившихся колес у подвод.

Но немец все еще не приходил. Через несколько дней навели кое-как плавучий мост и пропускали по одной машине.

– Немец идет сзади! – кричали они. – Уничтожайте все! Уходите сами! Где дорога на Сталинград? Не давайте немцу ни пить, ни есть! Не пускайте в квартиры на ночевку! Немцы насилуют женщин, девушек и девочек! Сопротивляйтесь ему всеми своими силами!..

– Чего же ты-то не сопротивлялся ему? У тебя, ведь, винтовка! – ворчали старые люди.

Но немец еще долго не появлялся. Приходили новые и новые красноармейские части, уничтожая все возможное и спрашивая дорогу на Сталинград. Уничтожали, словно уходили навсегда и будто делали это не в своей стране, а в завоеванной.

А темными ночами посельчане в тревоге прислушивались к зловещему гудению советских самолетов, где-то очень высоко в воздухе. Под утро ежедневно кидали две-три бомбы наугад.

Жители не спали всю ночь, дрожа под кроватями, столами, в погребах, ожидая смерти от своих же и проклиная их. На угрозы, что «немец идет» и что «немец насилует», не обращали внимания. Пусть будет – что будет!

«Ну, и пусть его идет… Хоть порядок установит», – рассуждали ко всему готовые посельчане, ожидая немцев.

И вот, наконец, немец пришел. Свое появление он ознаменовал налетом на железнодорожную станцию, не имевшую никакого военного значения при отсутствии взорванного моста.

На рассвете раздались первые взрывы со стороны станции: несколько самолетов сбросили свои первые бомбы.

Из поселка было видно, как они по десять в ряд подплывали к станции и, одновременно спикировав, бросали по одной бомбе и немедленно уходили в сторону, давая место другим десяти. Новые делали то же самое и совершенно так же. И потому все походило на игру или на обучение.

Над станцией черные клубы дыма и белого пара. Это взрывались паровые котлы у паровозов и горели склады с зерном, одеждой и керосином.

В поселке смятение. Но вот появился слух, что будут давать в кооперативах хлеб на 15 дней. Этого было достаточно, чтобы женщины, забыв страх, с мешками устремились к лавкам, находившимся на главной улице, и немедленно образовали длинные очереди вдоль кварталов.

Очереди привлекли внимание немецких летчиков и те принялись поливать свинцом вдоль улиц, принимая баб, видимо, за красноармейцев. Потом принялись кидать бомбы. Но женщины… не бежали. Страх перед голодной смертью победил страх быть убитыми.

И вся бабья очередь легла вдоль стен домов, не покидая своего места. Прикрыв головы мешками и кошелками, они, обнявшись одна с другой, лежали, не шевелясь. Не было ни ругани, ни ссор. Смерть объединила всех в одном порыве – спастись… На них сыпались битые стекла, штукатурка, камни, земля. Приняв, видимо, их за убитых, немцы прекратили обстрел.

Но кто-то ухитрился с чердака партийного клуба палить по немцам из пулемета. Тогда они снова возобновили бомбардировку, со всей немецкой методичностью. Валили целые кварталы и кидали на воздух дома.

Окраины горели. По поселку бежали остатки переправлявшихся по плавучему мосту красноармейцев. Они забегали во дворы, прятались в погребах. Каждого, появившегося на улице, немцы немедленно обстреливали, принимая его за красноармейца.

Жители отсиживались в погребах. Одна девушка-комсомолка просидела в погребе шесть дней бомбардировки и, когда вышла, выпросила у матери нательный крест, какового не носила раньше, так как не была крещена. Она прицепила его к сорочке и носила.

– Я никогда теперь его не сниму. Я так молилась, так молилась!.. – говорила она окружающим…

– Как же ты молилась? Ведь ты же не знаешь молитв! – смеялись женщины.

– Я молилась по-своему, и Бог меня спас, – отвечала девушка.

– То-то же, – назидательно говорили бабы.

Поздно ночью в поселок вошли советские танки. Ожидая боя, жители поселка ринулись вон, невзирая на ночь. Танкисты гнали их, так как беженцы мешали движению, увеличивая суматоху. Над танковой колонной стоял гомон и всесоюзный «мат», словно это не воинская часть, а базар.

Наконец, вся масса выбралась в степь и разбрелась по ней. Над степью распростерлось небо: вдали висел огромный красный фонарь-ракета, расцветшая сначала в пышный цветок, потом, меняя форму, застыла надолго в виде какой-то зловещей, дьявольской улыбающейся маски. В воздухе гудели самолеты. Всю ночь двигались танки на Сталинград.

Следующее утро осветило поселок, в котором уже не было ни одного красноармейца. Два дня поселок не был занят ни русскими, ни немцами. На утро третьего дня донеслись гулкие выстрелы с востока. Говорили, что при переправе около полутора тысячи подвод с беженцами было уничтожено по берегу реки, и все четыре парома потоплены.

А к вечеру того же дня, по пыльной дороге с запада, в поселок въезжали на мотоциклах упитанные, румяные, веселые молодые люди в стальных шлемах с автоматами, в числе не более бо-ти солдат.

Они без единого выстрела уже прошли было притихший, словно вымерший поселок, как с высокого холма за поселком загремели выстрелы. Красная рота, расположенная в окопах за поселком, при появлении этих немецких автоматчиков, быстро отступила, оставив без предупреждения своих пулеметчиков. И те, не зная об отступлении роты, открыли огонь с тыла по немцам.

Пули свистели вдоль по улицам. Начавшие уже вылезать из своих убежищ, наиболее смелые жители поселка снова попрятались.

Немецкие же автоматчики, не зная, откуда они подверглись обстрелу, быстро рассыпались по улицам по двое-трое и принялись искать красных во дворах, сараях и погребах. Они врывались во дворы и хаты и обыскивали все углы и закоулки. Иногда, видя вдали убегавших жителей, они обстреливали их, принимая за красноармейцев. Врываясь же в хаты, они осматривали и ощупывали каждого жителя, ища у них оружия, приводя жителей в трепет и в то же время в восхищение своей смелостью.

Осмотрев хату и двор, такой автоматчик оставлял людей в покое. Когда же немцы выяснили, откуда идет обстрел, они уничтожили четырех пулеметчиков, предательски оставленных красными.

Покончив с неприятелем, автоматчики мирно стали располагаться на отдых, как будто ничего не случилось. Они уже, видимо, привыкли за тысячеверстный беспрепятственный марш к мирному занятию селений и миролюбивому отношению к ним населения. Они преспокойно располагались во дворах, оставляя свои мотоциклы, уходили безоружные к реке и купались там.