Михаил Талалай - Цветы мертвых. Степные легенды [сборник litres]

И Осман поднимает голову. На горизонте ничего. И сегодня не явится Саламат дразнить его. Тяжело переносить прихоти молоденькой девчонки, но нужно терпеть. Потом получишь сторицей.

И Осман поднял плеть. Мерин вздрогнул, и присев на задние ноги, рванул вперед. Пыль легкой струйкой вилась за Османом, когда он пересекал табулаевское имение. Вдали блестел сталью Ишим. Река двигалась к нему со скоростью карьера степного лохматого киргиза. Осман награждал его ударами плети. Конь потел, тяжело вздыхал, но мчался, боясь седока.

Вот и табулаева юрта. Но тихо около нее. Нет и соседних двух табулаевских юрт, в которых жили его три жены с одиннадцатью полуголыми ребятами.

Осман поднял полог шатра. Злой орел с клекотом клюнул в высокий сыромятный сапог.

Но Осман с такой силой ударил его каблуком в бок, что орел как-то боком, словно виновато, отполз в сторону. Осман вошел в юрту. Сердце его билось. Или его сейчас убьет Табулай, или в его объятиях будет трепетать в страхе Саламат.

Но не случилось ни того, ни другого. Юрта была пуста. На полу, как громадная опаленная свинья, растопырив ноги, валялся полный кумыса бурдюк. С горя Осман оторвал затычку в одной из «ног» бурдюка и, припав к нему, потянул терпкую жидкость.

Через час он лежал на полу и спал крепким сном. Из незакрытого бурдюка лился на землю белой струей драгоценный напиток и исчезал в недрах впитывающей его, высохшей глины.

В то время когда Осман, пугая несчастного прирученного Табулаем орленка, своим храпом оглашал всю юрту, Саламат сидела, голая, в корыте, на кухне у местной фельдшерицы.

Коричневые струйки воды стекали по ее блестевшей, словно атласной, коже плеч и рук. Саламат старательно скребла себя ногтями и вехоткой из травы, в то время как ей новая хозяйка вытаскивала из сундука женские принадлежности для Саламат.

Вытерев чистое тело, Саламат принялась одеваться. Долго не знала, как справиться с принадлежностями женского туалета.

Но, когда акушерка бросила в топившуюся русскую печь ее засаленные штаны, Саламат пришла в неописуемый ужас.

– Чего далашь? Как ходить без них буду?

Но акушерка категорически отказалась вернуть ей ее костюм. Она кочергой помешала в печи, и окончательно лишила Саламат надежды на спасение ее национального костюма.

– Будешь по-русски ходить. Этого у нас не требуется. У нас другие штаны бабы носят.

Саламат покорилась и принялась одеваться. И через несколько минут предстала перед изумленной акушеркой в панталонах на плечах с продетой в них головой.

Одеть же их на ноги категорически отказалась.

– Совсем на штана не похожь. Не знай, зачем носить такой. Одна дыра, больше ничего.

Осман проснулся с тяжелой головой, плохо понимая, что произошло. Какая-то тоска его давила, словно предчувствовал что-то недоброе.

Бурдюк был пуст. Орленок сидел на столбике и жалобно смотрел на Османа. Осман поднялся на ноги.

Вышел из юрты, все вспомнил. Сел на голодного коня и погнал его в карьер. Сильный мерин едва двигался, изморенный почти суточной седловкой. Осман гнал его вперед. Не доезжая до кустарника, где всегда поили лошадей, он увидел павшую лошадь. Уже часть тела была изъедена волками и глаза выклеваны орлами и ястребами.

Дальше лежала еще лошадь. Осман приблизился к ней. Та же картина. От этой даже несло немного трупным запахом.

И чем глубже в кустарники углублялся Осман, тем дальше и больше натыкался на дохлых коней.

– Что случилось в степи? – Не понимал он. Наконец увидел одну лошадь сохранившую целиком шею, и на ней глубокая резаная рана. Осман понял, что лошадь была прирезана. В глуби леса бродили неоседланные кони целыми табунами.

Осман поймал одного и пересел на него, отпустив своего мерина пастись. Мерин едва передвигал ноги.

Ночь застала Османа на небольшой старице, где он и заснул прямо на земле голодный. Среди ночи вдруг проснулся. Какой-то гулкий стук разбудил его. Осман прислушался. Но ничего не было близко такого, что могло бы объяснить ему причину его пробуждение. Осман снова повалился на траву и заснул. Но через некоторое время опять проснулся. Теперь ясно, он слышал, что кто-то большой ходит по земле. Ходит большими и тяжелыми, редкими шагами, словно прыгает.

Османа взял страх. Он приподнялся на локтях и своими острыми глазками увидел вдали нисколько белых призраков, двигающихся к нему. Он присмотрелся. Сомнений не было. Это были степные призраки, живущие в пустынной степи и выходящие по ночам на охоту за грешными людьми. Осман испугался и принялся вспоминать свои грехи. Выходило, что он совсем не грешен. Он не был до Ишима бедным и не воровал, как это делали другие киргизы. Осману не нужно было чужого. Вот только Саламат. Ведь ее он хотел украсть.

Но ведь только хотел, это не значить еще украсть. Вот же нет ее. Значит, у Османа нет грехов. Но арест Табулая говорил про другое. Осман хотел несчастья своему хозяину. Причиной была любовь к Саламат. Что делать? Неужели придется погибнуть здесь, в голой степи от этих страшных призраков.

А призраки приближались. Все яснее и яснее слышен был их замогильный шаг, и холодом веяло от их приближение. Османа пробрала дрожь от самых пят до головы.

Он присмотрелся. Да, это были степные призраки. Они, как люди в белых саванах, шли мерными шагами прямо на него.

Осман, охваченный мистическим ужасом, бросился бежать в сторону. В камыши он боялся. Там могли на него напасть опять другие призраки. Тогда он свернул круто в сторону реки. Там тоже могли быть призраки, но там и жилье. Призраки не любят человеческого жилья. Это известно каждому киргизу.

И Осман побежал. Но не будучи все-таки трусом до конца, он остановился. И обомлел. Призраки приняли образы коней и двигались мимо него длинной цепочкой. Луна плохо освещала их, и они казались все серыми и белыми.

Да, это были призраки тех коней, которых киргизы перерезали, не желая сдавать их в колхозы.

Чем дальше Осман вглядывался вдаль, тем видел больше и больше призраков. Их, ему казалось, были тысячи. Им не было конца. И Осман тут уже струсил окончательно и побежал к табулаевской юрте.

Ветер играл полами раскрытого полога, и одинокий орел бродил, как привидение вокруг юрты, охраняя богатство своего мучителя.

Осман вошел в юрту, спугнув какого-то небольшого зверька. Лег на подушки, пахнувшие мышами, и заснул крепко. Ночью опять ему явились призраки в виде коней.

Утром он пошел на то же место у старицы, но никаких коней не видел. Только множество конских следов говорило о том, что призраки вещественны тоже, и что их, значит, нужно опасаться.

На следующую ночь Осман опять услышал топот призраков и опять убежал на Ишим. Уничтожение скота приняло такие размеры, что даже ГПУ всполошилось. И были приняты меры к его сохранению.