Илья Щербинин - Старый Тогур

— М…- зашевелился Илья и открыл глаза.

— Ч, тихо, — успокаивал его Григорий Яковлевич, — тебе нельзя.

— Какая разница, — прошептал мальчик, — Саша,- позвал он, — подойди ближе. Саша подошел и присел.

— Помнишь лес рядом с кладбищем? Когда хранили маму, я был в лесу и вышел, что бы посмотреть.

— Да, да, — закивал Саша, — я видел тебя.

— Я стоял, смотрел на поле, на лес и на кладбище и думал: как все-таки несправедлива судьба. Когда все вокруг готовиться воспрянуть, начать новую жизнь, расцвести, она вносит свои коррективы и этим убивает в человеке жажду жизни. Мне хорошо. Ты хороший человек,- и Илья закрыл глаза.

Саша ничего не ответил, он встал и вышел.

Было уже темно, когда вернулись Матвей и Коля. Агафья светила фонарем на мотоцикл, а Николай помог тем временем Матвею вылезти из коляски, тот был в бешенстве.

— Нет! Это просто не возможно! — кричал Матвей,- он еще будет указывать мне, где жить! Нет! Черта с два вам!

— Тише,- успокаивал его Коля,- тише, люди уже спят

— Что случилось? — подошел Силантий.

— А! — махнул рукой Матвей, — позовите всех, я расскажу, чего нам делать.

Через полчаса все собрались и Матвей начал рассказ.

— В общем дела плохи. Правительство деньги выделило.

— Так об чем шум? — не понял Силантий.

— Но Тогур отстраиваться не будет. Мол, триста лет назад неверно выбрали место, и рано или поздно это должно было случиться.

— И где же нам теперь строить?

— В том то и дело, что деньги нам будут выделять, только если мы обоснуемся в Озерном. Там вроде как для наших властей материал дешевле и доставлять проще будет.

— Ну, так какие проблемы?

— Никаких, — вздохнул Матвей, — НИ-КА-КИ-Х.

На том и разошлись.

Ночью Матвей разбудил Агафью стонами:

— Агафья! Агафья!

— Что?

— Позови Сашу и Колю.

— Ночь на улице, спи, утром позову.

— Я… не доживу до утра, Агафья, — прошептал Матвей, повисла тишина. Через несколько минут Агафья встала и привела Сашу и Николая.

— Ты знаешь, зачем я тебя позвал, — начал Матвей, — все мы когда-нибудь умираем, все возвращаемся домой, во чрево земли, в природу. И так и должно быть. Ты уже большой, ты должен решать сам свою судьбу, сам сделать выбор, правильный выбор. И я хочу, что бы ты Коля помог ему, если что. Только где бы ты ни был Саша, помни, что ты сын этой земли, Сибири, Тогура. Лети вперед, ищи свой свет и свою истину, и да благословит тебя Господь. Да и… Сильке скажите, чтобы не пил сильно, а то скоро с ним свидимся. Ладно, идите, а я еще с Агафьей потолкую.

В эту ночь не спал никто из Митрохиных.

Они умерли под утро, когда занималась заря. И полетели ей навстречу вместе: старик и ребенок, рука об руку навстречу солнцу.

Похоронили их рядом. Поставили деревянные кресты с табличками, саморучно вырезанными Силантием Митрохиным, посеяли лесные цветы, а Сашка принес из Тайги и посадил у изголовья могил кедр, отросток того самого хозяина тайги, где им было так хорошо

Вечером того же дня, после похорон, Саша и Николай сидели на стане и пили чай.

— Ну все, завтра в дорогу,- вздохнул писатель.

— Куда ты теперь, Коля?

— Не знаю, в город, наверно, вольюсь в его ритм и исчезну.

— А книга?

— Отложу пока, а в феврале достану и снова к вам, в Озерное.

— Знаешь, Коля, — начал мальчик, — я не поеду никуда.

— То есть как?

— Я останусь здесь.

— Один?

— Один, нет. Я возьму себе Найду, она ведь теперь без хозяина не сможет.

— А ты уверен, что ты сможешь?

— Уверен. ОН сказал мне, что смогу. Да и не хочу я идти в тот мир. Здесь умерли мои родители, два моих деда. Здесь все меня устраивает, здесь человек — пешка, но шахматист природа не делает неверных шагов. Здесь мои озера правды. Здесь мне хорошо.

А там, что там?

Там страдают дети, просто так, не виновные абсолютно ни в чем. Там люди убивают друг друга ни за что, или же из-за денег и власти. Там человек пытается строить из себя короля, и неизбежно проигрывает партию против природы. И так будет всегда, ибо он сам часть ее, хоть и пытается от этого откреститься.

То, что произошло здесь, лишь самое малое, что она может. И никто не виноват по отдельности, виноваты все вместе. И потому я остаюсь искупать вину. Я остаюсь охранять этот мир.

Утром, когда все еще спали, когда солнце только одним кончиком выглянуло из-за леса. Сашка и Коля поднялись на колокольню. По голубому лазоревому небу носились ласточки, в лесу между зеленью просвечивала белизна зацветающей черемухи и яблони.

— Весна пришла,- сказал Коля, посмотрев на все это, — и этот мир полон жизни, ему хорошо без людей.

— А нам, — продолжил Саша,- нам всем надо начинать новую жизнь. Что же, до встречи, Коля, я уверен, что мы еще встретимся, ведь природа, это, как наркотик, общение с ней не проходит незаметно.

— До встречи, мальчик из тайги.

И он ушел, а Саша остался на колокольне. Люди сняли лагерь и поехали в Озерное, а вслед им бил колокол, звучал в память о соскользнувшем селе. И эта музыка была вечной, как сама природа.

***

Есть где-то на берегу одной из рек России церковь с колокольней и кладбищем. Старая брошенная церковь. Никто в нее не ходит, она просто стоит, как напоминание о чем-то былом.

Но где-то в середине мая, когда природа начинает дышать новой жизнью, и солнце начинает светить ярче, из лесу приходит человек. Он идет по пыльной дороге, не склоняя головы, но и не поднимая ее. Он идет с абсолютно спокойным лицом. Позади него бежит собака, то и дело подвывая.

Он приходит на кладбище к двум одинаковым могилам с деревянными крестами. Убирает с них грязь, поправляет, высаживает принесенные из лесу цветы, поливает растущий между могил молодой кедр, разговаривает с ним и идет в церковь. В церкви он зажигает свечи и молится.

В тот же день по реке приходит лодка: в ней двое высоких суховатых мужчин привозят двух стариков. Они долго разговаривают, пьют чай и стоят службу всю ночь до зари. Потом Григорий Яковлевич увозит по реке Агафью и Силантия. А Саша Митрохин и Николай Витальев вместе с Найдой уходят в лес. Саша — охранять природу, а Коля — писать труд всей своей жизни.

Они подойдут к лесу, развернутся, посмотрят на церковь, на кладбище, на молодой кедр. И Коля скажет: «Надо же, пройдут века, не будет ни церкви, ни кладбища, ни нас с тобой, а этот кедр — будет вечным хранителем этого края. И всякий, видя его, будет понимать, что природа сильна, и человек по сравнению с ней — ничто».

Занималась заря. Природа снова начинала жить сначала.