Елена Блонди - Дзига [СИ]

Саша вздрогнул, сильно удивившись. Подумал почему-то, и покачал головой отрицательно.

— Н-нет. Не было никогда. В детстве был щенок, заболел чумкой, пришлось усыпить. Мама тогда сказала — нет-нет, чтоб еще раз такие слезы, нечего мучить ребенка, меня, то есть. А потом все как-то не складывалось. Институт — общага. После жил у жены, с ее родителями. А сейчас сам, но все время командировки, куда ж мне животину.

— А у нас три кота, — сказала Лета. И подумала, глядя, как Дзига карабкается по каменному козырьку, нависшему над водой, и раскрывает руки, ловя Лару, «четыре на самом деле».

— Ого! Кошатница, значит, вы?

— Нет! Нет-нет, это совсем другое!

Она остановилась на обрыве. Снизу гулко слышались голоса — Дзига что-то вещал, Лара смеялась в ответ. Каменный козырек с выкрошенным краем скрывал их, спускающихся к самой воде.

— Я все время любила кошек, да. И собак. У нас вечно всякое зверье обитало, когда я была маленькая. И когда выросла, кошки в доме были. Но как-то потребительски. Не чтоб ловили мышей, в квартире какие мыши. Но чтоб ласковая кошечка, гладиться давалась, красивенькая. А потом как щелкнуло что-то. Они не зря сами по себе. Коты в доме живут, потому что это та малость, которую я могу сделать для мира. Дать кров и еду тем, кто был на улице. Или бы умер. Потому они могут быть какие угодно. Вот Рыжица наша, фиг ее погладишь, вырвется, да еще сделает возмущенное лицо! Но если бы мы не взяли к себе, ее бы просто утопили, понимаете? А лицо у нее прекрасное. И еще она зовет меня — смотреть, как валяется в ванной на полу. Одаривает милостью. И надо, чтоб я смотрела и громко вслух восхищалась ее красотой. Вот говорят — не надо очеловечивать животных. Да ешкин кот, зачем их очеловечивать, тоже мне, милость великая, увидеть в роскошном дураке Темучине человека! Или в недотроге Рыжице. Они просто рядом, они сами по себе, личности. А еще совершенно ужасно и одновременно — как надо, то, что они так малы, не нападают на людей и что их много. Понимаете, Саша, кошки будто специально сделаны, чтоб любой, кто захочет реально стать добрым, мог не откладывать этого. Захотел, вышел, взял. Их с запасом для этого. Я думаю, они нам подарены, чтоб мы учились быть лучше. Не требуя взамен собачьей преданности или повышенной яйценоскости. У них взамен для нас другое. Как бы бесполезное. Они все красивы. Даже самый облезлый помоешный кот, он только сверху облезлый, а по сути, изначально, он тигр. Прекрасный и грациозный. Ох, я много могу про это говорить. Или вот, Дзига…

Она запнулась, как давеча ее собеседник. А он снял очки, удивленно глядя на ее горящее лицо своими непонятного цвета глазами.

— Вы чего застряли? — сбоку над козырьком замаячила лохматая башка Дзиги, он топтался, цепляясь за острые края камня, — мы там уже все приготовили, у Лары нож в зубах, ласты на лапах. Прятайтесь, рыбы и ракушки!

— А консервы? — с облегчением удивилась Лета, — ты пожрать хотел, вечно голодный Дзига.

— Перехотел. Пошли, скорее, будешь руководить, мы же в первый раз.

Темные глаза блестели так, что двое на обрыве переглянулись и рассмеялись. Осторожно спускаясь и подавая Лете руку, Саша сказал:

— Я тоже в первый раз. Когда маленький был, на море ездили, то сидел у костра, ел. Но не ловил.

— Драть. Это называется — драть мидии, Саша. И сейчас мы будем их драть, а после жарить на костре.

Саша протянул руки, и она спрыгнула на песок. Улыбнулась — ребята уже стояли, переминаясь с ноги на ногу, шлепали по мелкой воде цветными ластами и пялились на них круглыми стеклами прозрачных масок.

— Командуйте, Лета-охотница, — согласился и тоже подхватил с песка синие длинные ласты.

А потом все было именно так, как надо. Соленая вода, щиплющая губы и веки, солнце, обжигающее голые плечи. Ссадины на пальцах, потому что перчаток взяли две пары, а ныряли все четверо. И маленький невидный, но злой прозрачными языками костерок, упрятанный под ржавый лист, который Лета отправила разыскивать Дзигу по кустам, и тот, горланя, приволок, стукаясь о железные острые края голыми коленками.

Шипели на листе сизые с черным раковины, медленно открывались, показывая желтые комочки упругой мякоти. И как положено, Лета гордо съела парочку мидий сырыми, под восхищенное взвизгивание Лары специально шумно всасывая дрожащие белесые обрывки соленого мяса. Ели, закусывая мгновенно обветрившимся хлебом, пили воду из пластиковых стаканчиков. И когда рядом с костром выросла гора пустых скорлупок, Дзига погладил себя по животу, улегся, подтягивая рюкзак, достал купленные в магазине консервы. Под смех Лары передал их Саше, и тот вскрыл четыре банки ножом.

— А что, — возмутился Дзига, скребя звонкую жесть пластмассовой ложкой, — сама сказала, я расту, мне надо жрать, я Дзига лев. Зато теперь можем, сколько хочешь валяться, а не бежать к ужину в поселок. Еще купнемся. И даже поспим, вон самая жара началась.

— Последний автобус в одиннадцать, — сказала Лара, она сидела рядом с мальчиком, обняв покрасневшими руками коленки, на одной — свежая ссадина, — я смотрела расписание.

Искоса глянула на Лету, и быстро отвела зеленые глаза — смотреть, как солнце мельтешит в ряби, окружающей края большого камня.

Да, подумала Лета, правильно смотрит, ведь нам неважно, когда последний автобус. Идет Дзигина игра, и моя. Мы можем в любую секунду встать, а оглянемся уже в городе, который отсюда за триста километров, в его зеленом мягком ноябре. Застегнем куртки и пошлепаем под легким осенним дождем домой. Я к своим котам и маме, Дзига в комнату на маяке. А они — к суровой Варваре Павловне, мимо злого кобеля на цепи.

— Сюрпрайз! — пропел Дзига и поднял в загорелой руке пластиковый стаканчик, — для вас купили!

Лета приняла стакан, исходящий резковатым хмельным запахом.

— Вино? В такую жару. Не обязательно было.

Дзига сел, скрещивая ноги. Подал второй стаканчик Саше.

— Не понимаешь. Я бы и не доставал из рюкзака. А вы все — вы да вы. Хлопнете глоток на брудершафт и хватит.

Держа вино, Лета растерянно обозлилась, вежливо улыбаясь Саше. Не кот, а просто медведь какой-то! Не терпится ему их сосватать. Блин и блин, вроде как Лета просила и ждала с трепетом.

Лара, поднимаясь, тронула мальчика за плечо, быстрым движением, будто лапкой коснулась.

— Пойдем поплаваем.

Дзига шел неохотно, оглядывался, а она мягко подталкивала его в спину.

Саша прокашлялся. Стаканчик держал наискось, розовое вино стояло в нем светлой диагональю.

— Не нужно злиться. Он мальчик хороший, это видно. Добрый.

— Это мой младший брат, — спохватившись, невпопад ответила Лета. И поправилась, — не родной, кажется, четвероюродный, да то не важно.

— Конечно. Но мне, правда, надоело выкать.