Елена Блонди - Дзига [СИ]

Старалась говорить убедительно, даже руки сложила перед собой, тоже наклоняясь вперед и засматривая в серьезное узкое лицо под шапкой темных волос.

— Куда торопиться. Будет костер. С искрами. И домой. Может быть, Саша потом позвонит.

— А ты ему скажешь, ой-ой, я дописываю книгу, сегодня не могу, извини.

— Ну что ты. Не скажу. Наверное. Блин, ну я же не всегда их пишу! Не каждый день! Или — уже всегда?

— Нет времени, Лета. Мне нужно быстро.

— Он уезжает, да? Дзигушка… ты не понимаешь чуть-чуть. Едет, ну что же. Приедет еще. Если захочет. А я уже не нуждаюсь, как раньше, чтоб обязательно рядом мужчина. Всем мужчинам надо, чтоб женщина сидела у царственных ног и светила счастливым лицом, оттуда снизу. Постоянно. Кому нужно, чтоб я возникала в реальности изредка? Мужчины так не хотят. Он, они все — оскорбляются, понимаешь? А я, правда, не могу. Конечно, ужасно славно, если поднимаю голову от работы, а он тут, улыбается. Но так не бывает. Потому я…

— Ты. Не. Понимаешь. При чем тут он. Я! Я и Лара. Мы уезжаем.

— Что?

Далеко в степи, где лежало пустое шоссе, прогудела машина. Чайки мяукали резкими голосами, плюхались в воду и мельтешили крыльями, поднимаясь. Наискось, на дальней стороне морской реки, еле слышно кричали дети на общем цивильном пляже.

Получай, Лета. Ты всю жизнь не любила, когда что-то обрывается раньше, чем приходит плавное завершение. И всегда оно обрывается. На лету. Будто бы не достигнув самой вершины. Не успела привыкнуть к возвращению Дзиги, как он уже сам по себе, не успела принять его новую жизнь и девочку-кошку, смириться, хотя уже начала… И вот они исчезают из твоей жизни. И — добрые, заботливые, хотят избавить тебя от одиночества.

— Ты зря так испугалась. Ну, ты что? Такое лицо у тебя, перестань, ну! Мы же супер-коты, Лета, мы всегда будем приходить. А еще скоро приедем. Как настоящие. Я тебе позвоню, придешь нас встречать на вокзал. Как ходишь встречать сына. Здорово, правда? А про дядю Саню… Ты вообще такая эгоистка! Я я я… я Лета неимоверная! Лара его любит. Это она хочет, чтоб вы хорошо подружились. Она говорит, он самый красивый, самый большой и сильный, он — солнце. Конечно, ему не стать супер-котом, и хорошо, а то мне пришлось бы с ним драться. Чего смеешься?

Он тоже расхохотался картинке, где Саша кружил на четвереньках вокруг черного дракона-кота, дыбил волосы на затылке панковским гребнем и выл.

— Мы не люди, Лета. Я не умею хитро сделать, чтоб ты будто случайно увидела. Я даже позвать его сегодня толком не сумел, хорошо, он чуть-чуть заблудился у себя в голове и в наших мыслях. Я умею только честно. И хочу, чтоб то, которое все равно сделается в будущем, чтоб оно сделалось уже сегодня. Сейчас. Ты его увидь.

— Куда вы едете, Дзига?

Он махнул узкой красивой ладонью.

— Не увиливай! Все расскажем, вот Лара проснется, еще поедим и купаться будем. Потом костер. Узнаешь все. А сейчас, ты главное скажи. Что согласна. Что не боишься. Черт, да ты же написала для своей Ники прекрасного мужика Фотия! Размахнулась и не побоялась ей подарить, сильного и хорошего! А себе боишься?

— Я не боюсь!

Она крикнула и умолкла. Потому что да, боялась. Боялась, если размахнется, для себя, слишком высоко будет падать, больно.

Ты боишься боли, Лета?.. Но ведь она приходит все равно, сколько ни зажмуривайся, если суждено ей прийти. Может быть, прав этот непонятный мальчишка, созданный ею и ее новой судьбой? Даже если завтра все рассыплется, но ведь завтра не наступит, пока не свершится сегодня.

— Боишься, — утвердил Дзига, — ты странная. Для них, кого пишешь, нет в тебе страха. И я бы тут не сидел, если бы боялась. Все вы странные. Дядь Саня не побоялся узнать Лару, даже после того, как сам унес ее в тростники. И не испугался бабки Варвары, сходу, рраз и сделал. А тебя вот боится.

— Меня? — Лета выставила босую ногу, оглядела коленку, с такой же, как у Лары, ссадиной от ныряния к подводным камням, — да ты что мелешь? С чего ему меня бояться?

— Ты красивая. И такая, ну, шикарная вся. Волосы вон какие, ходишь, как королева. Он как глянет, рот забывает закрыть. И молчит, только улыбается, вроде не верит, что он тут.

Лета рассмеялась. Слушать о себе было приятно, еще бы.

— Королева со сбитыми коленками, да уж. Раз такой умный, скажи, почему тогда королева все время торчит в гордом одиночестве? Я ж не снежная королева, а все равно мужики быстренько отваливаются, хоть и оладушки по утрам пеку и кофе могу в постель.

Дзига пожал плечами, наморщил нос.

— Кто вас поймет. Я еще молодой, может, потом узнаю лучше. Но ты главное уже подумала. Про то, что сегодня еще не прошло.

Встал, потянулся, закидывая руки за голову. Зевнул.

— Я и не посплю так, с разговорами.

Лета тоже встала.

— Пойдем. Успеем еще подремать, пока ребята дрыхнут.

Но мальчик, обходя ее, сделал рукой повелительный жест.

— Тебе нельзя еще. Побудь тут.

И мягко ступив, исчез в темноте. Лета повернулась, растерянно водя глазами. В темноте?

Костер бился о камни, выстреливая веерами искр, они разлетались в черном сумраке и гасли. Неровный свет разгорался и тускнел, показывая старый очаг, точки блестящего песка и прозрачное пятно близкой воды, тихой-тихой.

Лета провела рукой по бедру, вздрогнула, опуская лицо. Пальцы забрали в кулак складки тонкого старого шелка. Пламя осветило черные в его красном свете розы и листья. Ее юбка, длинная и широкая, та самая. Любимая. Это в ней она была тут, у костра, сидела и ждала, когда наныряется, выйдет из воды, сядет напротив. И глаза, полные отраженного пламени, обратятся к ней. К ее волосам, рассыпанным по плечам и спине, к светлому лицу с карими глазами. Тогда она встанет, подхватывая тонкий подол над загорелыми коленями. Женское, вечное. Глупая мечтательная Лета. Женское знание о хрупкости и скоротечности подталкивало тебя. Но он не смотрел. Не видел.

— Лета?

Сашин голос в первую секунду показался ей тем голосом, другого мужчины.

— Ты здесь? Я что-то…

Он вышел из темноты, белая футболка окрасилась светом костра. Под неровно завернутыми штанинами переминались босые ноги. Короткие волосы растрепались со сна, и там, где их пробила седина, свет протягивал красноватые блики по русым прядям. Русые, да. Как у девочки Лары. А плечи — широкие. Мужские. И, хотя невысок, но видно — сильный, крупные ладони, руки, когда опускает их, тяжело повисают. А еще у него красивый подбородок, жесткий, резко очерченный, и голова так хорошо сидит на крепкой мужской шее. И еще…

Лета мысленно топнула ногой. Улыбнулась, и, не отводя взгляда от его глаз, подошла медленно, беря за руку, подвела к камню, на котором в другом слое реальности, там, где светило полуденное солнце, сидел недавно Дзига.