Елена Блонди - Дзига [СИ]

— А что? Дядь Саня говорит, там у них мореходка, речная. Буду капитан баржи, бороду выращу и стану курить трубку. Чего ржете? Ну, на самом деле там еще яхтинг, это супер-круто. И по рекам сплавляться. Буду совсем морской кот.

— Водяной кот, — поправила его Лара, сидящая рядом. И подкинула в костер сухую ветку.

И было бы это совсем для Леты тоскливо, но оба были так плавно уверены в себе. И так растерянно и недоверчиво улыбался Саша, когда Дзига, хмуря темные летящие брови, стал дотошно выпытывать, сколько в доме печек и надо ли в эту зиму еще запасать дрова, чтоб Мария Петровна не окоченела там, в комнатах старого дома. И они вместе с ней.

— Коты, — и Дзига поднял указательный палец, — любят, чтоб тепло. Даже если они суперкоты.

— И мышей там не будет, — добавила Лара, — разбегутся сами.

Лета не стала возражать, представив одинокую старую женщину, которой приходится спускаться в белый сад по обмерзшим ступеням. Просто продлила воображаемую картинку дальше, как она умела. Двое совсем молодых, шумных, полных тепла и яркого света, поселятся рядом, и старая жизнь наполнится теперь уже ими. Волнуйся, не поругались ли, и почему Ларочка плохо кушает, и где же носит этого Дзигу, не дай Боже с ним что-то на реке… А в воскресенье надо поставить тесто, таких ватрушек где они еще поедят, сейчас никто так уже и не печет.

На первый взгляд картинка получалась сказочная и наивная, как те шары, расписанные мечтательными девчонками. Но Лета была уже достаточно умна, чтоб понять — многое в этой жизни так и бывает, и эти картинки взялись не из пустоты, воображение рисует их с натуры. И почему бы ей не пожелать Сашиной маме обычного тихого человеческого счастья, без выворотов и надрыва. Хватит и той странности, что счастье принесут на хвостах кот и кошка, пусть даже она этого и не узнает.

Автобус ехал и ехал, за окнами не стало фонарей, текли по стеклам еле видные мелкие слезы дождя. Саша говорил что-то обычное, просто так, видно, ему хорошо, и он, задумавшись, забыл замолчать. Нащупал рукой пальцы Леты и держал, иногда чуть сжимая.

А потом автобус остановился, лязгая старыми дверями, по ногам пополз холодок. Вышла из передней двери бабушка с двумя пакетами, ссыпая в протянутую руку шофера мелочь и бумажки. А в заднюю дверь кто-то вошел, молча усаживаясь и шурша. Лета обрадовалась, когда двери закрылись, и за окнами снова поплыла темнота с редкими огоньками. Им еще не выходить. Это хорошо. Но уже как-то не так. Легкое беспокойство пришло и встало позади головы, тихо дыша в волосы. Может быть, что-то должно случиться?

Нет. Я не хочу!

А чего же ты хочешь, Лета? Ехать и ехать бесконечно, длить одно и то же свое состояние, пока все они не закричат — да хватит уже!

Вот так выглядит плавный конец чего-то, думала она, покачиваясь и держа пальцы в теплой руке сидящего рядом мужчины. Все шло и шло, и пришло к завершению. С которого начнется будущее. Конечно, она поедет. Еще будет встречать их на вокзале, смеяться в ответ на их смех, удивляться, какие стали, когда замашут через головы пассажиров, выбирающихся из вагона. А Саша… Да поглядим, что будет. Во всяком случае, они теперь связаны, а дальше пусть река течет и течет. Неостановимо.

Именно этот конец книги увидела она, еще, когда бродила в самой середине ее, вытягивая руки в тумане, чтоб не расшибить лоб о дерево или не свалиться в яму. Сейчас нет в ней того возмущения от услышанных слов ее Дзиги. Мы уезжаем. Так сказал он. И сегодня на берегу повторил заранее знаемые ею слова.

Тогда почему за спиной топчется что-то, дышит в ухо, и кажется, глядит в затылок непонятным взглядом? Что это? Мешает.

Саша, кажется, задремал, опустив лицо в тень. И Лета, бережно держа руку в его руке, чтоб не побеспокоить, медленно повернула голову. Через блестящие глаза Дзиги, что наблюдал за ней, приобняв за плечи спящую Лару, увидела и резко отвернулась снова.

— Что? — Саша сжал ее пальцы, видно все-таки она дернулась, вытряхивая его из автобусной дремоты.

— Ничего. Скоро нам выходить.

Он прислонился к окну, пытаясь разглядеть что-то в теплой влажной темноте.

А Лета сидела прямо, держа в голове увиденное. За серьезным и понимающим лицом ее кота, там, где должны были находиться еще сиденья с вошедшими пассажирами, и старая складчатая дверь, там распахивался нестерпимо сверкающий мир, огромный, ухающий вниз и летящий вверх, раскидывал в стороны руки, собранные из моря, деревьев, комнат, лишенных стен, чтоб видеть внутри, неба, в котором летели красные бумажные фонарики и крошечные сверкающие самолеты. И в нем, в этом перемешанном мире, ходили, смеялись, плакали, топали ногой, крича, прятались, прыгали с высоты, и убегали, гнались друг за другом, танцевали, сидели, понурясь, любили и ссорились, теряли что-то и замирали, ошеломленные найденным — люди, коты, звери и птицы. Там было столько всего. И кто-то, увидев Лету, поднимал лицо, ища ее взгляд упорными или растерянными глазами. Кто-то, кого она была готова узнать, вот прямо сейчас…

Но отвернулась. Сегодня ей важны те, кто сидит рядом, кому важно, чтоб она была с ними. А ее мир, ставший таким огромным, без краев, он уже не уйдет, будет с ней, даже когда старый автобус приедет на нужную остановку…

Лязгнули двери. Мимо протопал Дзига, обнимая сонную Лару, волочил в руке два полупустых рюкзака. Спрыгнув в слабый свет остановки, протянул руки, и девочка прыгнула, держась.

Лета встала. Саша пошел рядом, ероша лохматые короткие волосы. Подал ей руку.

Длинная улица из беленых домов тянулась в темноту.

— Мы… вот мы приехали. Наш дом там, в самом конце, — Саша махнул рукой. Помялся и сказал:

— Завтра, они едут завтра. А я еще буду, неделю точно. Может быть, мы.

— Конечно, — согласилась Лета, — хочешь, я покажу тебе рыбацкие ставники под обрывом у старой крепости? А еще там есть подземные галереи, где живет странное эхо. Сейчас там никого, пусто и очень хорошо.

— Ну вот, — расстроился Дзига, передавая Саше сонную Лару, — а я значит, в пролете, я тоже хочу, в крепость и чтоб эхо.

— Будет тебе, нет, вам, повод меня навестить.

Лета смеялась, говоря. И все время ощущала затылком и спиной увиденный ею мир. Еще не написанных мест и героев, ее собственный мир, шевелящийся в ожидании.

Они попрощались, уточнив, когда встретятся на вокзале завтра. И Саша с Ларой медленно ушли вдоль заборчиков, собранных из дощатых кольев и беленых камней.

Автобус ждал, светя нутром, как подсвеченная елочная игрушка.

Лета подумала и махнула шоферу. Завелся мотор, хлопнули двери. Светясь длинными окнами, покачиваясь на старом асфальте, автобус уехал, оставив двоих под бледным высоким фонарем.

— Пойдем? Я тебя провожу, к маяку, — Лета повернулась к Дзиге.