Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— Такого набрехал? — удивился Пашка, — точно, скотина.

— Ну… он не совсем набрехал, — стесненно призналась Ленка, — но черт, я же его просила, молчать. А он чучело шклявое, тут же растрепал вообще всем.

— Та-ак. Ленусь. Так ты что, ты там реально свалила пилиться, что ли? Еханый бабай! Ленка, а я?

Он выполз из-под ее руки, садясь рядом и поворачиваясь. Требовательно смотрел черными глазами.

— Ты? Я тебе обещала, что ли? — озлилась Ленка.

— Нет. Но я же думал, мы с тобой. Вместе!

Он вскочил, опуская руки, и Ленке вдруг стало его жалко — такой растерянный и сердитый. Полуголый, и чего уж, очень красивый мальчик, с круглыми мышцами и стройными ногами в вытертых джинсах.

— Короче. Не было ничего. У меня просто было там дело. Важное. И никакого секса. Вы чего вообще все, вас клинит, да? Куда не повернусь, кругом только секс, трах, пилиться. Паш, не было!

Пашка внимательно посмотрел в возмущенное лицо.

— Не врешь?

— А ты возьми и поверь, а? Вот просто — поверь. А то блин дожили, никто никому не верит!

Она снова ощутила приближение того нехорошего чувства, будто ее потеряли тут, на этой земле и она укатилась куда-то, валяется в пыли и нет места. Ей — нет.

— Верю, — вдруг заявил Пашка, снова сел, подумал и снова лег, уютно сворачиваясь вокруг Ленкиной задницы, — ты — Ленуся, ты хорошая, я тебе верю. Ты мне пообещай, Ленка, что я у тебя буду первый. Когда захочешь. И будем дружить дальше.

— Веришь? — даже растерялась Ленка. В ответ на его кивок погладила голову. Нагнулась и поцеловала Пашку в зажмуренный глаз.

— Мурлы, — басом сказал Пашка, — мурлы, мурррлы!

— Обещать не буду. Но спасибо тебе. Ладно, вот: если не влюблюсь ни в кого, то обещаю, тебе первому дам.

— Муррр-лы! — заорал Пашка, и Элька, проснувшись, залаяла, кашляя от усердия.

— Ты только не жди до девяноста лет, да? Элька, заткнись, а то снова нассышь на диван! Ленуся, надо ее вывести.

Ленка кивнула и снова засмеялась. Какой же он молодец. Выслушал. И поверил. Единственный из всех, с кем пришлось ей говорить и все выяснять за эти ужасные две недели.

— Подожди, — сказала Олеся. Пошарив в сумке, вытащила тюбик помады, встала коленом на диван, вытягиваясь к висящему на стене зеркалу, и внимательно оглядев себя, подновила алые губы, стараясь не вылезать за прорисованный карандашиком контур. Покусала их, снова оглядывая.

Ленка позади примерилась, придерживая ладонью круглую Олесину ягодицу, портновским мелком расчертила место над карманом.

Олеся фыркнула, дернувшись.

— Щекотно! А там что будет?

— У меня лейбочка лежит, кожаная такая, подожди, налеплю счас, если понравится, пришьем.

— Понравится, — заверила Олеся, но готовно отклячила задницу, дожидаясь, когда Ленка прилепит блестящий коричневый прямоугольник. Тряхнув завитыми соломенными кудряшками, выпятила подбородок, оглядывая себя со спины.

— А-атлично! Тебе за нее денег надо?

— Да ну, — Ленка махнула рукой, унося лейбочку к швейной машине, — два года лежит все равно.

Олеся выдралась из почти готовых штанов, влезла в узкую юбку и села, кладя ногу на ногу. Покачивая тапочком на затянутой колготками ступне, благожелательно осматривала комнату. Ленка крутила ручку швейной машинки, и когда поворачивалась, то в стекле книжного шкафа видела отраженное олесино лицо — с маленьким четким подбородком, широкими скулами и копной золотистых кудрей до плеч.

— О, — сказала Олеся, — у нас такой же Пушкин. И Лермонтов. А Маяковского мама не стала, говорит, ну его.

— Мне он тоже не очень, — засмеялась Ленка, — у мамы там просто сложные отношения с председателем книжного клуба, ну с председательшей. Она к маме прониклась, и ей в первую очередь выдает всякие подписки, ну и приходится брать все, что дает-то. Сказала, пусть постоит, потом продадим кому.

— Мне скажешь, — решила Олеся, — мать моя у вас купит и толканет дальше. О, а это ты читаешь, что ли?

Потянулась, переворачивая обложкой к себе большую тяжелую книгу.

— Ка… кале…

— Калевала, — Ленка повернула штаны под иголкой, снова крутанула ручку, — финский эпос, легенды там всякие.

— Сказки, — слегка разочарованно уточнила Олеся, отодвигая книгу, — а там? Зеленая такая толстая.

— Кобо Абэ, — призналась Ленка, — японец, романы пишет.

— Интересные?

Ленка секунду помолчала, вытаскивая джинсы из-под лапки машины. Пожала плечами.

— Ну. Мне нравятся. Заумные только сильно. Но это классно.

Олеся кивнула, улыбаясь. Ленка давно убедилась, Олеся Приймакова, главная красавица класса и вечный то староста, то председатель комсомольской организации класса, девочка умная. Она царила, повелевая влюбленными мальчишками, пока не выросли одноклассницы, лет в пятнадцать, и вместо одной королевы стало вдруг много хорошеньких девиц. Другая бы стала воевать или обижаться, но Олеся просто стала подружкой всем бывшим гадким утятам. И к Ленке относилась тоже хорошо, за что та немедленно ей простила бывшие обиды, которых было не так мало.

— А я на базаре Кинга видела, — вдруг сказала Олеся, — мы с мамой ходили кофточку покупать. А он там стоит, с пацанами, такой весь крутой…

Ленка встала, встряхивая джинсы на вытянутых руках.

— Ага. И что?

— Так. Ничего. Ты же вроде с ним крутишь.

— Я? — Ленка опустила руки, с которых Олеся взяла готовые штаны, осмотрела и, кивнув, стала складывать аккуратным квадратом.

— Тебя девки видели. Ты с ним в тачку садилась. Он тебе дверцу открывал, весь такой рыцарь.

— А-а. Нет. То, ну по делу была встреча. Правда.

— Да ладно, твои дела, Каточек. Только имей в виду, у него баб, шо грязи. Я его друга знаю немножко, его мать с моей в санатории отдыхала. Ну, много там про деточек друг другу рассказали, на всяких процедурах. И она плакалась, вот какой у Витеньки друган, взрослый и опасный. Ты, Ленка, там поаккуратнее.

— Да я… — Ленка хотела возмутиться. Даже подумала мельком, Олеся специально это говорит. Но голубые глаза смотрели спокойно, без ехидства, и она поняла, нет, не врет, просто предупреждает. Потому кивнула.

— Вот, — Олеся вынула из бисерного кошелька сложенные купюры, — спасибо тебе, Ленчик. А то мать мне три пары штанов притащила, одни в жопе не лезут, у других пояс болтается. А в твоих я просто кинозвезда.

— Ты и так кинозвезда, — искренне сказала Ленка, сжимая в руке деньги.

Олеся кивнула. Она знала, что красивая.

Пока она бережно, чтоб не раскрутились, поправляла волосы, Ленка принесла чашки и банку растворимого кофе с пышногрудой индийской танцовщицей на коричневом боку. И девочки сели, болтая в чашках ложечками.

— У тебя интересно, — сказала Олеся. И спросила, отвлекаясь от книжных полок, статуэток из черного дерева и большой розовой раковины на полке: