Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— Чо там с Лидушей? Не сильно зачмарила? Я ж в курсе, Кочерга ей напиздела, про Феодосию.

— Ну… знаешь, я думала, скандалище будет. Лидуша вызвала меня, я стою, она молчит. Потом говорит, ты сочинение пишешь? Я говорю, ну, думаю еще. Она — та долго что-то думаешь. И вообще, Каткова, бралась бы за ум. А я что, не берусь, что ли? Ладно бы пары хватала, а то нормально ж учусь, чего им надо-то.

— Учиться мало, — наставительно сказала Олеся, поднося чашечку к накрашенным губам, — надо принимать участие в общественной жизни. И чего там с этим сочинением? Тоже мне горе. Берешь в библиотеке подшивки, года три назад которые. И передираешь передовицы. Подряд. Зуб даю, никто не заметит. Я так все сочинения пишу, и смотри, Элина мне за них пятерки лепит. Чего делаешь кислую морду?

— Как-то мне от всего этого тошно, Лесь. Одно вранье выходит. И еще эта активность. Достало оно все. Собрания, политинформации эти. Бастуют мусорщики Парижа! О горе какое, бастуют! А недавно, ты болела как раз, прикинь, Мартышка на уроке подняла Саньку Андросова и как стала на него орать, вот у тебя на штанах написано «монтана»!

— У Андроса что, чухасы новые?

— Да нет, он лейбу содрал откуда-то и на свои школьные налепил. Прикололся.

— Угу. Узнаю брата васю. И что?

— Орет, а ты знаешь, что в Монтане проходили испытания ядерной бомбы! И подбежала, оторвала и ногами топчет.

— Ну, Мартышка известная дура. От нее муж ушел, к молодой девке, вот и бесится. А тебе-то что? Санька вообще кандидат в тюрягу, а нам с тобой карьеру еще делать.

— Карьеру? А если я не хочу?

Голубые Олесины глаза широко открылись.

— Как это не хочешь? А зарплата? И надбавки потом. Ленка, ты что? Нужен вуз, потом если получится — аспирантура, потом завотделом. Ну и так далее.

— Кем?

— Что кем?

— На кого ты хочешь учиться?

Олеся поставила чашку. Пожала плечами, тут же заботливо поправляя глубокий вырез трикотажной блузочки.

— Да хрен знает. Без разницы. В торговый наш отдам документы. Во-первых, он рядом. Во-вторых, мать там половину преподов знает. И они ее ценят, все же отдел кадров мясокомбината. И там есть этот, факультет, экономический. Буду экономист.

Ленка открыла рот. И закрыла снова. Голубые глаза смотрели на нее уверенно и спокойно. Кажется, она только что поняла, почему Олесю никак не задевает то, что Ленку пытаются вытащить на медаль, что у нее всегда лучше оценки по физике-химии-алгебре… И ее мятежные сочинения Олесе до лампочки, вот за них как раз Элина ставит Ленке четверки с трояками, а Олесе за передовицы — отлично. Олеся сидит тут, с прямой дорогой в свое светлое будущее и понимает, что Ленка ей никак не соперница, слишком уж они разные. И даже ее нынешние спокойные уговоры и упреки, это не попытки перетащить одноклассницу на свою дорогу, а просто она так отметила — видишь, какие мы разные. И я, Олеся активистка, все равно впереди тебя.

Чего же тут спорить и что-то доказывать, поняла Ленка, отхлебывая горячего кисловатого кофе. И вдруг ужасно заскучала по Рыбке. И мрачной Викочке Семки. Они конечно, лахудры, и вообще, подлянщицы и скандалистки, но зато такие живые со своими переживаниями. Даже Семки с ее посчитанными у Пашки коврами.

— Еще раз спасибо, Ленчик. Я еще на выпускной матерьяла наберу, и приду, хорошо?

Олеся встала, одергивая юбку на крутых бедрах, покусала губы перед зеркалом. И в коридоре раскланявшись с мамой, ушла.

Ленка закрыла за ней двери, забрав телефон в комнату, села, поджимая босые ноги под ситцевый подол халатика.

— Алло? Рыбища? Короче так, если бросишь трубку, я приду и тебя зарежу. А сперва буду три ночи звонить. По сто раз.

— Тогда меня мать зарежет, — мрачно ответила Оля, — или батя. Ты чего там сидишь, ты что, совсем со мной развелась, да?

— Почти. Я вместо тебя взяла в жены Пашку Санича. А Семачки у нас теперь наложница. Танцует танец живота.

— Своего хоть?

— Нет. Откуда у Семки живот! На улице, отобрала у самого толстого. Оль. Приходи, а?

— Не могу сейчас. Да не Ганя, не вздыхай там, как слон! Мать просила в магазин сгонять, тот дальний, на Перепелкиных. Там сосиски выкидывают уже неделю. В три часа. Я уже тут в одном сапоге.

— Я с тобой!

— О, — сказала польщенная Рыбка, — о-о-о, Малая, как сильно ты любишь тетю Олю! Даже очередь постоишь да? Ты же ваще никогда и нигде.

— Люблю. И постою. Ты выходи, я прибегу к магазину.

— Я Семачки позвоню! — крикнула Рыбка, прощаясь.

И Ленка, сложив в тайничок заработанную десятку, кинулась одеваться.

Очередь в небольшом магазинчике на улице Перепелкиных скопилась изрядная. На ступеньках стояли люди, и рядом с крыльцом тоже, беседуя и наблюдая за вальяжно гуляющими курами. Дома на улице были частные, каждый с огородом и времянкой, с колонкой во дворе и обязательной виноградной беседкой перед крылечком. Это просто называлось так — беседка, а на самом деле поверх всего переднего двора кинуты были решетки из арматурин, густо заплетенные виноградными гнутыми плетями. За калитками и воротами, гремя железными цепками, солидно побрехивали собаки, ходили по каменным тумбам и штакетнику толстые домашние коты. Иногда всполошенно орал петух откуда-то с заднего двора или хозяйка кричала что соседке через забор. Или два забора. Или — три.

Рыбка поднялась на цыпочки, ловя свешенную плеть с жухлыми листьями и подсушенной гроздью винограда, опираясь на каменный забор, дернула, вызвав приступ гнева у маленькой визгливой собачки.

— Фу, жара какая. Семачки, лови изюм. Чего в пальто нарядилась, упаришься.

— Зима же, — с достоинством сказала Викочка, вытирая потную шею в мохнатом воротнике длинного светлого пальто.

— Правильная какая! — восхитилась Рыбка, плюясь мелкими косточками, — а если летом, значит, случится мороз, ты закоченеешь в сарафане? Потому что — лето!

Викочка промолчала. Искоса посмотрела на Ленку. Та, отбирая у Рыбки кисточку с ягодами, сказала между прочим:

— Между прочим, я тут с Пашкой трепалась. У него дружбан приехал, зовут Валера. Чекиц. Нормальный такой пацан, высокий, глаза серые. Весь в коттоне, как Вовочка Лях. Пашка сказал, меня познакомит, Валере надо, чтоб кто-нибудь его сводил на дискарь, показал там, что к чему. Ну, типа он с девочкой пришел, все чинно-аккуратно.

— А почему сразу тебя? — расстроилась Викочка, распахивая пальто посильнее.

Очередь зашевелилась, выпуская из магазина счастливцев с кульками, прижатыми к груди. Оля ответственно передвинулась, толкая подружек рядом.

— Чего втроем лезите? — громкая тетка в калошах и засаленном фартуке уперла в бока руки в рабочих рукавицах, — не напасесси на вас, одна если занимала, и вона — ташшит своих.

— Да мне не надо, — попыталась успокоить ее Ленка, и тут же получила от Рыбки тычок в бок.