Елена Блонди - Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

Поиздеваться решил? Изучаешь бабские судороги? Но задавать язвительные вопросы Токаю — себе дороже. Да и толку-то…

— Я думала… думала — это она. Твоя жена. Токай нахмурил брови, обдумывая. Потом улыбнулся, как школьник, решивший задачку. Поднял широкую ладонь.

— То есть, ты думала, что я свою жену уложил с ебарем? И обрадовалась? Потому что тогда вы типа в одной лодке? Угу, понял. И если она там лежит, то и ты бы прилегла… Дать нам жару, как умеешь. Победила бы всех. Не вышло. Ну, Ласочка, не вышло. Не всегда по-твоему выходит.

— А где же твоя драгоценная женушка, пока ты тут?

Но он не стал отвечать. Спросил сам мягко, удивляясь и раздумывая:

— Вот скажи, ты реально думала, что все это будет вечно? Они вон растут, каждый год смена подрастает, свежие, что твои яблоки. И с пятнадцати лет уже все знают и умеют. Я с законом дружу, ты знаешь. Раньше семнадцати ни-ни. А теперь сравни, дорогуша, их семнадцать и твои, сколько там тебе уже? И чего за тебя должны мужики держаться? За красоту твою? Так красивых много. Что умелая такая? Эй, очнись, спящая краля! Да они сейчас умеют такое, что тебе и не снилось. Тебя же блин, батя в универе два раза восстанавливал, бабки платил. Чего не выучилась? Или замуж бы выскочила, держала — так… Стиснул кулак на столешнице. Пожал плечами.

— Или работу б нашла, на хлеб с маслом. Трахал бы тебя директор, носила костюмчики деловые, девок-секретуток школила. Удивительное ты существо.

— А чего ты не говорил мне? Раньше? — пораженная Ласочка облизнула пересохшие губы, налила себе вина, выпила, — да я бы. Может быть… Но Токай разжал кулак и махнул рукой.

— Да ничего не может быть. Тебе надо чтоб я тебя носом тыкал? И заради меня горы б свернула? Очнись. Нихрена. Потому что везде, где надо усилие сделать, ты его делать не будешь. Положишь с прибором и побежишь туда, где полегче. Поприятнее. Уродилась же такая… недотыкомка.

— Я? — обидное слово будто ударило по лицу, такое глупое и неуклюжее, да хоть бы стервой обозвал, а так… Она встала. Криво улыбаясь, кивнула, вешая на плечо сумочку.

— Поняла. Да. Я поняла. Ну, ладно. Пойду я. Извини. Я уж пойду.

— О, — недовольно констатировал Токай, — снова истерика. Ладно. Жить-то есть на что?

Идя за ней по коридору, дернул висящую на крючке рубашку, пошелестел в кармане. Пихнул Ласочке смятый ворох бумажек.

— Больше не дам, кормить тебя не буду. А если такая оскорбленная, ну докажи, что неправ.

Входная дверь, казалось, впустила прохладу, но это лишь казалось, когда один горячий воздух встретился с другим, перемешивая запахи.

Маяча в светлой щели, Токай сказал уже в подъезд, в спину Ласочке:

— А насчет Марьяны, ты спросила. Дома сидит, новую квартиру обживает. Она хозяйка, я мужик. Все путем у нас. Распишемся осенью.

Медленно спускаясь, а дверь вверху хлопнула, отрезая голого Токая, его спящего дружбана, и их молоденькую постельную шлюху, Ласочка вяло подумала — сидит да. И наверняка не знает. А если и узнает, ну и что? Он им квартиру купил в самом центре. Есть за что держаться. В ночном дворе огляделась растерянно, не понимая, как дальше быть.

Села на лавку у другого подъезда, в свете тусклой лампочки пересчитала деньги. Не так чтоб роскошно, но и не копейки.

Усмехнулась, сжимая губы в нитку. Надо немного посидеть, подождать.

Чтоб Ласочка до разговора соединилась с Ласочкой после разговора.

Когда она шла сюда, то план был. Нужно было только убедиться, что ничего не изменилось. Убедилась. Выходя из двора, уже была спокойна. Покачивая сумочкой, подошла к ночному киоску, почти полностью зашитому железными ставнями — только крошечная амбразура-окошечко с желтеньким светом изнутри. Постукала ногтем о край амбразуры.

— Чего хотите? — глухо осведомился голос изнутри. Она прижала лицо к квадратной дыре, почти лежа щекой на железном подоконничке.

— Мне нужно спросить. Пожалуйста.

— Я продавец.

— Мне очень надо. Я одна. Вы не бойтесь. Серебристый голосок шелестел, протекая внутрь. Приблизилось к ее раскрытому глазу смятое лицо с рубцом на щеке, видно, спал, положив щеку на рукав.

— Впускать не буду. Себе дороже. Надо — говори так. Она вздохнула и отклеилась от амбразуры. Сказала потерянно:

— Я отойду. Чтоб видно было — одна я. И, цокая каблуками, медленно отступила, встала напротив желтого оконца, рядом с приткнутыми к тротуару машинами. Одну из машин узнала — Токая иномарка, городской его автомобиль. Погружаясь в воспоминания, не сразу услышала, как загремела железная дверь киоска.

— Эй! Если надо, давай сюда, быстро! Стукая каблучками, подбежала и втиснулась в узкую щель. Парень сразу же притянул дверь, закладывая страшноватый приваренный засов.

Повернулся, оглядывая ночную гостью, неудобно стоящую под полками с бутылками и конфетными коробками. Кивком указал:

— Туда садись, на табуретку. Что, любовник выгнал да? Или выпить охота? Я за просто так не наливаю. Темные глаза с мешками ощупывали светлое платьице. Ласочка села, прижала сумочку к животу.

— Пожалуйста. Нет, выпить не надо. А про любовника… — и заплакала, опуская голову и дрожа губами, почти и не притворяясь.

— Эй, — рука осторожно коснулась ее волос. Парень сел перед окошком, в тесном нутре киоска его колени уперлись в колени Ласочки. Она шмыгнула, вытащила из сумки платок, комкая, бережно приложила к векам.

— Там стоит. Видите, опель, синий. Вы знаете, чей он?

Парень гмыкнул, и его колено отодвинулось, упираясь в коробки.

— А кто ж не знает. Крутой тут один. Приезжает часто. А ты что ли, его телка? Ну ладно, не хочешь, не говори. А чего хотела-то? От меня.

— Это Токай, он рестораны крышует. Завел себе, другую завел. Я не ходила, не смогла. Приехала к нему, мы, у нас любовь. Была. Понимаешь? …Не могу идти, боюсь.

— Я б тоже боялся, — сочувственно сказал парень, крепко растирая помятую сном щеку.

— Он квартиру купил. Где-то в центре. Ты, конечно не знаешь, где. Я бы лучше там дождалась и поговорила. Там все же как-то по-человечески. Днем бы пошла. И…

— Не знаю, — согласился парень, — но там новый дом построили, фирма «Капитель», все крутые, как бабки заводятся, они все там покупают. Тебе надо там пройтись, может, кто знает. Или машину увидишь, как тут. А еще чего знаю — до утра не остается. Вот через часок поедет. Я почему знаю — только его опель и уезжает со стоянки этой, как по часам, к вечеру если приехал, то обязательно ночью тыр-тыр, смотрю — разворачивается. В четыре примерно. Я еще думал, ну беспокойный, уже спал бы, а то ни туда и ни сюда. Я потом подумал, тут его телка живет. Типа заехал и после хлоп — домой, ляля, тополя, встречай жена с работы, уморился.

— Так и есть, — с глухим отчаянием ответила она. А парень, видно соскучившись куковать один, все болтал, низал слова, повторяя про машину, телку, и жизнь какая нынче, да ты не реви, все глядишь и устроится, я вот тоже, инженер был, а сижу как дурак, вермуты и виски ночной пьяни толкаю, а дома жена… Она кивала, не слушая. И наконец, выдохшись, бывший инженер умолк.