Эвелио Росеро - Война

Дьяконша зачарованно глядит на падре. Я же начинаю думать, что Отилия все-таки рассказала ему про меня.

— Сейчас для всех тяжелое время, — продолжает падре. — Смятение царит даже в сердцах, но мы должны доказать свою веру в Бога, и рано или поздно он вознаградит нас за все.

Я встаю.

— Спасибо за кофе, падре. Мне нужно искать Отилию. Вы лучше других знаете, что сейчас не время околачиваться на улице и искать друг друга.

— Она пришла искать вас именно здесь, и мы поговорили. Благодаря ей я вспомнил, Исмаэль, как долго мы не виделись. Не замыкайтесь в себе.

Он провожает меня до двери, но тут мы останавливаемся, неожиданно втянутые в тихий разговор; из-за взаимной отчужденности мы столько всего не обсудили, что пробуем за одну минуту наверстать упущенное и заодно вспоминаем, еще больше понизив голос, падре Ортиса из Эль-Таблона, нашего общего знакомого, которого пытали и убили боевики; они сожгли ему мошонку, отрубили уши, а потом расстреляли, обвинив в проповедовании Теологии освобождения [11] Одна из социальных концепций современной католической мысли, получившая распространение с конца 60-х гг. в странах Латинской Америки. «Освобождение» означает, прежде всего, ликвидацию колониального гнета, ликвидацию эксплуатации, то есть социальную революцию. . «Но что же тогда можно говорить на проповеди? — спрашивает падре, разводя руками и округляя глаза. — Любой может обвинить нас в чем угодно, Господи, только за то, что мы призываем к миру», — и с этими словами, словно надумав в последний момент пройтись, он выходит со мной на площадь, велит сеньоре запереть за ним дверь и дожидаться его возвращения. «Я только на минутку», — говорит он в ответ на ее испуганный взгляд.

Мы идем под гору в неловком молчании; что мешает нам почувствовать себя раскованно? От центра площади навстречу падре поднимаются несколько человек, желая приветствовать его, и он смущенно замирает на месте: ему хотелось продолжить наш разговор, но прихожане будут этому помехой; падре пожимает плечами, неопределенно машет рукой и идет со мной дальше; он встречает свою паству ободряющей улыбкой, не произнося ни слова, и выслушивает каждого с одинаковым интересом; в толпе есть горожане и жители гор: оставаться в горах, когда поблизости идут бои, опасно; люди попрятали детей у знакомых и пришли узнать, что нас ждет впереди; в мэрии не оказалось ни алькальда, ни муниципального советника, в городском совете тоже ни души, где они? что мы будем делать? сколько это продлится? всех томит неизвестность; в ответ падре Альборнос разводит руками, откуда ему знать? он говорит с ними, как на проповеди и, видимо, правильно делает — достаточно поставить себя на его место: страх, что твои слова переиначат, что ты вызовешь гнев любой из армий, несварение желудка у какого-нибудь наркобарона, которому ничего не стоит найти доносчика в этой же толпе, — этот страх превращает речь падре в бессвязный лепет, сводящий все к вере и молитвам о том, чтобы братоубийственная война в этот раз не добралась до Сан-Хосе, чтобы возобладал здравый смысл, чтобы вернули Эусебио Альмиду, новую невинную жертву, еще одну; сеньор Рубиано [12] Педро Рубиано Саэнс — колумбийский кардинал, архиепископ Боготы и примас Колумбии в 1994–2010 гг. предупреждал нас: похищение людей — это реальность дьявола, но вера в Создателя в конце концов принесет нам спасение — падре поднимает указательный палец, — и после тьмы придет свет; под конец он произносит совсем уж абсурдную фразу, которую с ходу никто не может понять, но все выслушивают и принимают к сведению — ведь произнес же ее падре зачем-то: сегодня утром религиозным символом нации провозгласили Божье Дитя, наша страна следует за Младенцем Христом, освященная его именем, так помолимся, призывает он, но сам не молится, да и другие, похоже, не очень расположены молиться.

Среди тех, кто к нам подошел, оказался Маурисио Рей. Внося разнообразие в сегодняшний день, он говорит, что меня ищет жена. «Она спрашивала про вас, — говорит он, — я сказал ей, что видел вас недавно в доме бразильца. Она сразу пошла туда».

Как раз когда я хочу попрощаться, внизу, на противоположном углу площади, появляются первые солдаты, они бегут; одновременно со мной их видят все и замолкают в ожидании; все взгляды устремлены в одну точку. Похоже, солдаты пришли не так организованно, как уходили; похоже, их преследуют; они занимают оборону в разных местах площади, неотрывно следя за углом, из-за которого выбежали сами, и держат его под прицелом. Лица вокруг меня стали вдруг чужими, хотя я знаю этих людей; они испуганно смотрят друг на друга и, сами того не замечая, пытаются сгрудиться как можно тесней; почти неуловимый, будто подступающий издалека крик рвется из каждой груди, кто-то шепчет; «ах, чтоб тебя! вернулись!».

Солдаты напряжены и неподвижны; их человек двенадцать-пятнадцать, но ни один из них не оборачивается на нас, чтобы дать какой-нибудь совет, как бывало раньше; слышны автоматные очереди, взрывы, пока еще за пределами города. Ропот изумления, холодком пробегая по спинам, звучит уже громко, в полную силу; мелькающие тени, дрожащие так же отчаянно, как я, а может, еще сильней, затягивают меня в водоворот голосов и перекошенных страхом лиц; в просвете я вижу падре Альборноса — он мчится к церкви, как олень; из-за того же угла бешено вылетает изрешеченная пулями «скорая помощь» и исчезает в клубах пыли на дороге, ведущей к больнице; на верхнем углу площади появляются новые солдаты и что-то истошно кричат тем, что внизу; выстрелы, взрывы раздаются все громче, уже где-то рядом, но никто еще точно не знает, в каком районе города, куда бежать? вдруг все смолкает и наступает тишина, похожая на выдох, солдаты занимают позиции, а нам куда? и тут на площадь с грохотом въезжает, подпрыгивая на камнях, капитанский джип; из него выскакивает Беррио и смотрит в толпу — наверно, он хочет приказать нам идти домой или где-то укрыться; он бледен, взбешен и открывает рот, но не издает ни звука, как будто просто глотает воздух; проходят секунды; «Партизаны! — кричит он вдруг, указывая на нас рукой. — Это партизаны!» — и идет прямо на нас.

Его лицо кривится от ярости, или он вот-вот заплачет? Неожиданно, словно подброшенный злобой, он выдергивает из кобуры пистолет. Много дней спустя мы узнали, что его попытка освободить заложника провалилась, шестеро его человек были ранены, им «помешала» недавно взорванная дорога, тропинка с минными растяжками. Оправдывает ли это его? Он всегда славился своим характером, не зря солдаты за глаза звали его «злобным козлом» [13] Намек на испанский глагол «berrear» — издавать животные крики, злобиться. ; он прицелился в толпу и выстрелил; рядом с нами кто-то упал, но никому не хотелось смотреть, кто именно, мы не могли оторвать глаз от человека, продолжавшего в нас целиться, теперь уже с другой позиции; он выстрелил второй и третий раз. Упали двое, потом третий. Солдаты уже окружали Беррио, вполне своевременно, но он засунул пистолет в кобуру, повернулся к нам спиной, сел в джип и уехал в город, в том же направлении, что и «скорая помощь». Я подумал, что падре Альборнос поступил очень разумно, когда отсюда сбежал. Задавать друг другу вопросы, уточнять, что правда, что нет, в царившей суматохе не было времени; меньше, чем через пять минут «скорая помощь» снова выскочила на площадь и остановилась возле нас. В нее уложили раненых, последним — Маурисио Рея, и, увидев его, я не мог поверить своим глазам, он показался мне еще более пьяным, чем обычно. «Я не умру, — сказал он мне, — не доставлю им такого удовольствия».