Ульяна Меньшикова - Обо всём

— Надечка!!! Посмотри, Надечка, до чего ты довела чужих детей и посмотри до чего ты довела свой зад! Чужие дети страшные и тощие от голода, как старые собаки, а на твоей заднице, Надечка, уже все казённые халаты полопались! Кайся, Надечка, кайся, пока за тобой не пришёл прокурор и не вытащил из твоей кладовки осетра, два мешка муки (дальше шёл весь список) и следом тебя за волосы!!!

Последними, на затухающем диминуэндо, в списке не имеющих надежды на спасение, шли соборные хористы во главе с регентом матерью Раисой. Им в вину, так же как и всем, в первую очередь вменялось полное безбожие, потом слишком большие зарплаты и курение на шестопсалмии. «Диаволу фимиам ртом воскуряете! Потом этим ртом осанну поёте! Ваалы, Кришны вы! Гореть вам в вечном огне!»

Набатом звучал её голос, перекрывая колокольный перезвон, казалось, вот-вот с небес слетит огненная колесница и сам пророк Илия подхватит Контрабасиху, и вознесётся она в горние обители, где нет ни печали, ни воздыхания, оставив тут нас гнить во грехах.

И тут из храма выходил настоятель, минут пять стоял возле неё, слушал её львиный рык, а потом тихо говорил: «Люда, хватит уже, успокойся» и благословлял её. В этот момент Людмила резко затихала, скукоживалась вся, из малой октавы резко перескакивала во вторую и тут же, чудесным образом, из пророка превращалась в блаженного с отнятой копеечкой. Обессиленная, садилась на ступени и лирически выла, повторяя, как мантру: «Господи, да прости ты их уже всех!»

А потом она пропадала на месяц-два, возвращалась посветлевшая и притихшая, с лёгким аминазино-феназепамовым амбрэ и гудела из-за колонны «Уральскую» ектению и всё, что по чину было положено. Молилась тонким голоском у «Взыскания погибших», а к праздникам наливалась свежими пророческими силами и шла, чеканя шаг, на паперть с новой порцией обличений. Лицо сияло, камея омывалась слезами, органовая грудь ходила ходуном, и голос, способный перекрыть пять духовых оркестров, летел над Томском, призывая жителей его к покаянию.

Через пару лет, когда мы с Риткой уже вошли в силу духовную, поголодав, порубав гусей и украв всю архиерейскую стерлядку, сподобились и мы быть обличёнными Контрабасихой, но это уже, как пишут настоящие серьёзные писатели, — совсем другая история.

Теперь, когда я читаю обличительные статьи и посты о РПЦ, я всегда вспоминаю Людку — трубу Иерихонскую и тихо радуюсь. Живёт, живёт дело её в веках. Жаль только, что обличительный набор всё тот же, а хочется прогресса. Новизны хочется… Да и голоса не те, не пророческие и даже не голоса юродивых, а так… Гальяны.

По части попадания во всякие нелепые исто- Vрии мы с Багинской чётко держали пальму первенства в нашей богоспасаемой северной семинарии. Причём это касалось абсолютно всего. Но в плане вычудить что-нибудь в самоволке мы превосходили иногда даже самих себя. О членовредительстве я расскажу как-нибудь в другой раз, а о том, как изысканно мы экспериментировали с собственной психикой, поделюсь сегодня.

Однажды, промозглым осенним днём, когда и собак на улицу не гонят, проректор наш, прекрасный батюшка Леонид решил, что мы очень сильно скучаем в церковном дворе и нас всех нужно срочно освободить от учёбы и литургических стояний и подарить нам весёлую студенческую прогулку. Но так как настоящий семинарист должен, даже развлекаясь, уметь добывать себе пропитание, то отец наш, душевед и человеколюб, ничтоже сумняшеся отправил нас в лес по грибы. По сезону в то время предполагалось нашествие опят, да и старушки церковные рассказывали целые легенды, как они, буквально в метре от дороги, за пять минут нарезали по два КАМАЗа отборнейших, шляпочка к шляпочке, ножечка к ножечке, грибцов.

В пять утра (а во сколько ещё должен выходить на охоту настоящий грибник?) нас, 25 человек, усадили в старый, перемотанный синей изолентой и скреплённый для надёжности медной проволокой, ПАЗик и повезли по грибы да по ягоды.

А так как батюшка наш был дипломированным филологом и ещё более дипломированным богословом, но никак не микологом, то предположить, что в середине октября в Томской области с грибами уже как-то не очень, он не мог. Мы и тем паче. Сказано собрать опят на зиму, значит надо собрать. Хоть позапрошлогодних, хоть ложных, хоть каких. Благословение получено — всё. Вариантов нет.

Погода, помню, к радости не располагала, мелкий дождишко, туманец кусками, тучи, прям в карманы дезут, спать и спать в такое утро. А нас везут в лес. Сухпаёк из американской гуманитарной помощи в виде сухарей из куриного филе и армейская фляга-термос с чаем. Ни в чём себе не отказывайте, детки. Романтика.

Выбросили нас в километрах десяти от села Коларово, в какой-то заовраженной лесополосе. Для уточнений обстановки скажу, что все мы собирались наспех и, естественно, ни ножей, ни мешков под грибы не захватили (да и откуда у семинариста набор грибника, помилуйте). Зато некоторые братия и сёстры были замечены с молитвословами. Молитва в сборе грибов, как позже выяснилось, дело не последнее.

Для нас с Марго самым страшным в этом путешествии было то, что трава была мокрая, а листва редкая, и это не давало нам возможности пристроить свои недоспавшие тела в какое-нибудь земное углубление и всласть выспаться, пока более послушная братия рыщет в поисках опят и сморчков с груздями. Мы понуро колупали землю носками сапог и категорически не радовались поре, которая очей очарование. Ни грозди рябин, ни капли дождя на тонких ветвях верб и ещё каких-то кустов, ничто нас не радовало. Как всегда хотелось есть и бездельничать в положении «стоя на спине».

В таком грустном и задумчивом виде мы проползли пару километров и умудрились заблудиться. Как и положено — в трёх соснах. Неожиданно лес из смешанного стал хвойным. И каким-то страшным. Перед нашими сонными очами разверзлась та самая «сказочная тайга», про которую из каждой подворотни красиво пела группа «Агата Кристи». На земле — ни травинки, ни былинки, только перегнившая чёрная-пречёрная хвоя. Мрачные ёлки с лапами-вертолётными лопастями, осыпавшиеся лиственницы и темень, хоть глаз коли. И тишина, естественно. Которая звенящая. Кедровая такая.

— Марго… Где мы? Зачем мы… Мы тут зачем? Где все?

— Грибочушки, грибцы собираем, сестрица, — клацая зубами прокаркала армстронговским баритоном Ритуза.

— Аааааааа!

— Ооооооооо!

— Бежим, Меньшикова, бежим!

— Куда?! Ааааааа…

Под каждой ёлкой, под каждой лиственницей валялись огромные, обросшие мхом черепа, пялились на нас пустыми глазницами и что-то беззвучно кричали своими раззявленными беззубыми ртами. И их были сотни. Нет — тысячи. Много-много тысяч страшных черепов в коларовском лесу.