Карлос Сафон - Лабиринт призраков

Благосклонный читатель, наверное, недоумевает: неужели во время описанных выше событий этот Хулиан Семпере днем был всецело увлечен созданием коммерческой рекламы, а ночью отдавался служению безупречной деве высокой литературы? Все происходило немного иначе. Сочинение четырех книг романа, задуманного нами с Караксом, превратилось из бегства в рай в монстра, начавшего пожирать то, что находилось в непосредственной близости, то есть меня. Монстру, вошедшему в мою жизнь по приглашению и не пожелавшему уходить, пришлось научиться уживаться с другими призраками, составлявшими мне компанию. Отдавая дань своему второму деду, Давиду Мартину, я тоже заглянул в бездну, существующую в душе каждого писателя, и едва удержался на краю, уцепившись за него пальцами.

В 1981 году Валентина восстала из тьмы и явилась передо мной, и ее выход на сцену одобрил бы сам Каракс. Дело было вечером, мозг у меня пребывал в разжиженном состоянии и буквально капал из ушей. Я заглянул на огонек во Французскую книжную лавку, первоначальное место преступления, и валял дурака, слоняясь между стоек с новинками. Неожиданно опять увидел ее. Я прирос к полу, превратившись в соляную статую, и смотрел на нее, пока она не повернула голову и не заметила меня. Валентина улыбнулась, и я бросился бежать. Она догнала меня у светофора на улице Росельон. Купила мне книгу и, когда я взял ее, даже не поглядев, что это было, коснулась моей руки.

– Десять минут? – спросила Валентина.

И, конечно, дождь не заставил себя долго ждать. Но он уже ничего не мог изменить. Мы тайно встречались на очередной мансарде с видом на половину северного полушария, а через три месяца начали жить вместе. Точнее, Валентина переехала ко мне, поскольку к тому моменту я уже стал обладателем фешенебельной квартиры в Саррии, где свободного места хватало. На сей раз Валентина задержалась на два года, три месяца и один день. Однако вместо того, чтобы разбить мне сердце (хотя без этого тоже не обошлось), она преподнесла мне лучший в мире подарок, который больше никто не мог бы сделать: дочь.

Мы крестили Алисию Семпере в августе 1982 года. Вскоре после душевных метаний, причину которых мне не удалось понять, Валентина ушла снова, теперь уже навсегда. Мы с Алисией остались вдвоем, однако одинокими себя не чувствовали. Малышка спасла мне жизнь и заставила понять, что без нее не имело никакого смысла все, что бы я ни делал. Много лет, пока я работал над завершением проклятых книг, лелея надежду освободиться от них раз и навсегда, Алисия находилась рядом и вернула то, в чем я давно разуверился, – вдохновение.

У меня вспыхивали мимолетные романы, появлялись планы найти приемную мать для Алисии, встречались на пути и самоотверженные женщины, но все отношения заканчивались расставанием. Дочь говорила, что не хочет, чтобы я остался один, а я убеждал ее, будто вовсе не одинок.

– У меня есть ты, – уверял я.

У меня была Алисия и целый сонм теней, обретавшихся в ловушке между реальностью и вымыслом. В 1991 году я почувствовал, что если не отважусь на решительный шаг, если не спрыгну с поезда, то лишусь последних духовных ориентиров (их осталось немного), и отказался от прибыльной карьеры ремесленника, рекламирующего роскошный образ жизни. Остаток года я посвятил литературному труду, завершая свои книги.

К тому времени стало трудно не замечать, что Хулиан Каракс болен. Я привык к мысли, что он не имеет возраста и с ним не может произойти ничего плохого. Я начал думать о нем, как о родителях, о самых близких людях, которые по определению не могут покинуть нас. Я считал, он будет жить вечно.

Хулиан Каракс больше не заказывал земляничного мороженого во время наших встреч. Когда я спрашивал его совета, он почти не правил текст и не вымарывал куски. Уверял, будто я научился летать самостоятельно, заслужил свой «Ундервуд» и уже не нуждаюсь в нем. Я долго не хотел признавать очевидного, однако обманываться дальше стало невозможно. Я понял, что убийственная тоска, гнездившаяся в глубине души Каракса, вновь подняла голову, чтобы прикончить его.

Однажды ночью мне приснилось, что я потерял его в тумане. Под утро я бросился искать Каракса. Обошел все места, где мы встречались с ним на протяжении последних лет. На рассвете 25 сентября 1991 года я нашел его распростертым на могиле Нурии Монфорт. В руках он держал футляр с авторучкой, некогда принадлежавшей моему отцу, и записку:

«Хулиан!

Я горжусь, что был твоим другом, и благодарен за все, чему научился у тебя.

Жаль, что не буду находиться рядом, чтобы разделить с тобой радость победы и увидеть, как ты достиг того, чего я не мог и не умел добиваться. Но меня утешает мысль, что более ты во мне не нуждаешься, а впрочем, и не нуждался никогда, хотя поначалу тебе будет нелегко в это поверить. Я отправляюсь на встречу с женщиной, которую мне не следовало покидать. Береги родителей и героев нашей повести. Поведай всем нашу сагу и не забывай, что мы существуем, пока жива память о нас.

Тогда же я выяснил, что участок земли рядом с могилой Нурии Монфорт принадлежал Городскому совету Барселоны. Алчность испанских налоговых институтов всегда оставалась на высоте, так что в результате переговоров мы вышли на астрономическую сумму, которую я выложил сразу, в кои-то веки достойно потратив бешеные гонорары за эпопею о спортивных машинах и рождественскую рекламу шампанского, где умещалось больше танцовщиц, чем в подсознании Басби Беркли.

Мы похоронили Хулиана Каракса, моего учителя, в субботу в конце сентября. На кладбище меня сопровождала Алисия. Увидев рядом две могилы, она сжала мою руку и сказала, чтобы я не огорчался, поскольку теперь мой друг больше не одинок.

Мне было тяжело говорить о Караксе. Порой я спрашивал себя, не унаследовал ли я каких-нибудь черт от второго своего деда, несчастного Давида Мартина, и не сочинил ли Каракса, как он сочинил своего Корелли, чтобы получить законное право рассказывать о том, чего не происходило в реальности. Недели через две после погребения я написал мадам Курриган и синьору Количчо в Париж, сообщив о смерти Каракса. В письме обратился к ним с просьбой по своему усмотрению оповестить о его кончине Жана-Раймона, а также тех, кого они сочтут нужным. Мадам Курриган тотчас мне ответила, поблагодарив за письмо. Также упомянула, что незадолго до смерти Каракс писал ей, рассказав о книге, над которой мы с ним вместе работали последние годы. Она попросила меня прислать рукопись, как только книга будет готова. Каракс давно говорил мне, что книгу закончить невозможно, однако, если повезет, он первым покинет наш дуэт, чтобы мы не потратили вечность, переписывая ее.