Сара Бергман - Съевшие яблоко

— А в парк? — перебила девушка.

Тут он чуть стушевался:

— В парк — нет. Лиза не любила в Москву ездить, — он смутился, принялся ковырять пальцем протертый вылинявший ковер, — ну… электричку не любила, людей много. И потом, в парке деньги нужны. Там все дорого.

Казалось, мальчик отчаянно старался выгородить сестру перед Ниной.

Но та уже не слушала, а вдруг подскочила, встала на колени и уставилась на него горящими озаренными глазами:

— А хочешь мы с тобой еще пойдем? В парк. И еще в кино. Так, как будто с Лизой!

И так ей понравилась эта мысль, что Нина счастливо рассмеялась. Да — они снова пойдут в парк, в кино, в дельфинариум, будут веселиться, смеяться, болтать. И она будет как Лиза.

У Лизы ведь всегда была компания — маленький, милый, веселый мальчик. Который никому не может причинить вреда.

В кинотеатре стоял ровно такой гвалт, какой и должен быть в месте в котором одновременно собрали сотню детей от двух до четырех лет. Они орали визжали, ревели, смеялись, выворачивались из рук родителей. Трех парней в костюмах клоунов, работавших в вестибюле, можно было только пожалеть.

Мезенцев давно оглох и одурел от окружающего кавардака. Павлик вел себя не лучше других детей, верещал и крутился в руках матери, пока Альбина, неловко удерживая сумочку, пыталась одновременно раздеть его, раздеться сама и удержать малыша от того, чтобы он не кинулся в гущу детей.

Тот уже начал капризничать и покрикивать.

— Подержишь? — женщина поспешно сунула Мезенцеву свою куртку и детские вещи, — мы пойдем клоуна посмотрим.

К себе она прижимала сворачивающего голову ребенка. Молодой человек принял ворох одежды и с облегчением кивнул. Среди такого количества горланящих детей кто угодно почувствовал бы себя неуютно.

Альбина с ребенком отошла, вынужденная сгибаться и уворачиваться от снующих людей— Павлик ни в какую не желал сидеть на руках, требовал идти своими ногами.

Мезенцев выдохнул. Судя по часам на стене пробыть тут предстояло еще часа два — стоило набраться терпения. Он уже было решил расслабиться, сесть куда-нибудь в самый тихий закуток.

Но не успел. Альбина вернулась почти бегом, с плачущим Павликом. С орущим Павликом — орущим так, что он заглушал половину детей в холле.

По торопливым объяснениям женщины — они едва успели подойти к клоуну. Парень в веселом костюме повернулся и распахнул навстречу мальчику руки. Павлик замер, икнул и зашелся воем. До того он клоунов не видел и никто не ожидал, что испугается.

— Ну тихо, тихо. Ну что ты. Ну не плач, — нервные поспешные успокаивания Альбины успокоить не смогли бы даже взрослого человека. От ее дерганых движений и увещевающего речитатива боязно стало самому Мезенцеву.

Павлик считал так же и видимо поэтому, не переставая плакать, начал тянуть руки к мужчине — явно показывая к кому хочет за утешением.

— Возьмешь? — отчаявшаяся Альбина умоляюще выдохнула. На них уже начали недовольно оборачиваться окружающие — вой среди малышей был сродни эпидемии — стоило заорать в одном углу и крик тут же распространялся среди всех.

У Мезенцева были заняты руки, но, кое-как как зажав ворох вещей под мышкой, он принял мальчика одной рукой. И к удивлению и облегчению обоих тот тут же заткнулся.

О возвращении в зал не было и речи — кто знает, может Павлик испугался бы не только клоуна, но и самих мультфильмов и темного зала. Альбина заявила что этого она уже не перенесет, так что они оделись и пошли в парк.

И все два часа, что они гуляли Павлик упорно не слезал с рук мужчины. Казалось, он нашел своего защитника и с матерью было уже не так спокойно. И не так уж интересно.

До дома Мезенцев едва доволок ноги. Пока проводил Альбину, пока задержался у нее немного, чтобы уложить Павлика, пока доехал до дома. Вернулся уже за полночь.

И едва буркнув:

— Ты чего сидишь, в школу завтра, закругляйся, — ушел в спальню и повалился в постель. Заснул он мгновенно.

И пожалуй спал бы без сновидений всю ночь, если бы поворачиваясь с боку на бок не уловил полоску света под дверью. Заспанно поморгав посмотрел на часы, было уже почти два и пришлось подняться.

— Ты чего не спишь? — раздраженно окликнул Мезенцев едва раскрыв дверь.

Ян все еще сидел на диване с книжкой в руках, так же как когда Мезенцев только вернулся домой. И угрюмо пялясь в разворот даже не поднял головы.

— Ян, — Мезенцев с трудом подавил зевоту и потер щеку, — ты меня слышишь или нет? Я что сказал? — и подумал, что пожалуй сейчас бы стоило проявить строгость. Но заниматься воспитанием в два часа ночи не было ни сил, ни желания. И только повысив голос приказал, — спать иди!

И скрылся в спальне.

Только уже ложась в постель он понял, что кажется тот ответил что-то вроде «тебе надо, ты и спи». Но показалось ему или нет уже не смог понять, провалившись в сон.

А на утро, попытавшись поймать ускользающую мысль, уже не смог. А после она и вовсе забылась.

После работы пришла Альбина с Павликом — вместо привычной копны кудряшек у нее под шапкой оказалась ровненькая кудлатая стрижка, что обеспечило темой разговоров на весь вечер. Мезенцев сам не понял, нравится ему или нет, но в конце концов такие мелочи теперь уже не казались значительными. Альбина стала чем-то привычным и дорогим, своим. Уже не делясь на кудряшки и улыбку, а ощущаясь близким родным человеком.

Они сидели на полу, Павлик возился с кубиками, и Мезенцеву было хорошо и уютно. Наверное, подумалось ему, так и должна выглядеть семья.

— Не может быть! — Мезенцев смеялся и его густой бас разносился по всей квартире.

Ян, сидящий в кухне с учебниками, не прислушивался — и даже не хотел — но все равно слышал.

Альбина весело рассказывала:

— Нет, правда! Так кричал, плакал. Ну кто мог подумать, что я волосы остригу, а он меня не узнает.

Снова послышался смех Мезенцева.

— Я ему потом весь вечер объясняла какие кубики квадратные, а какие треугольные — а он ничего не понял. Сидит только на мою голову смотрит и палец сосет.

Ян смотрел в свой учебник, густо исчерченный графиками, диаграммами и столбцами цифр. Взрослым это было не интересно — взрослые умилялись маленьким детям. Которые пугались стрижки. Не отличали квадрата от треугольника. И понятия не имели, что на свете существуют параллелограммы.

Ян без интереса перелистнул страницу. Тангенсы, катангенсы, синусы… скобки, знаки, задания. Какой смысл был все это учить? Если никому оно не надо.

Мезенцеву же все равно выиграет Ян олимпиаду или нет. И сколько баллов наберет на большом конкурсе. Это интересно Дарье Петровне. Которая хочет только, чтобы он выиграл.

А сам он — Ян Романов — не нужен никому.

Теперь он понимал: за учебу не любят. И за пятерки не любят. За олимпиады, за конкурсы. За послушание.