Сара Бергман - Съевшие яблоко

Отец взъярился и даже Кира уже поняла почему — мать сказала не совсем неправду.

— Материна квартира?! Да что у этой старой дуры быть могло?! Да она ничего не стоила, идиотка! Гроши! Это я там все деньги вложил, квартиру построил, ремонт сделал — а ты теперь хапнуть решила!

— Ничего не стоила?! Господи, какая я идиотка. Еще разрешила тебе ее на свекровь оформить. Ты что уже тогда готовился, да? — голос матери сорвался на истерический визг, — уже готовился да?!

Сейчас Кира была бы даже рада, если бы отец ушел. Раньше казалось — самое страшное, когда папа уходит из дома. А теперь она думала только об одном — хоть бы отец поскорее ушел. И прекратился этот крик.

— А кулон?! — истеричный заплаканный голос матери резал уши, — кулон, который Кире на пятнадцать лет купили! В сейфе лежал — нету уже! Что, уже твоя блядина носит?! Ничего святого у тебя нет!

В голосе отца зазвучало бесконечное удивленное презрение:

— Ну ты крохоборка. — И он тут же грянул на весь дом, — это же надо! Это шизануться можно, какая крохоборка! Одни бабки на уме! Все бы загребла! Ни о чем не забудет! Совместно нажитого имущества она захотела! Да ты, дура, знаешь, что совместно нажитое, это когда оба наживали! А я горбатился, здоровье свое гробил, работал до ночи. А ты прохлаждалась за мой счет!

— Знаю я как ты работал! Вижу вон! Да не надо мне ничего от тебя, сволочь! Подонок! У собственного ребенка хочешь отнять!

— Прекрати, сука, ребенком прикрываться. Я тебе, блядь, такие алименты устрою! Да я нахер специально с фирмы уволюсь, зарплату себе в пять тысяч поставлю, но ты, сука, у меня ни копейки не получишь! Да ты мне еще должна за столько-то лет! Век не расплатишься!

— Забирай! Все забирай, выродок! На улицу уйдем! Все забирай! Подавись!

Кира слышала грохот падающих вещей, открываемых шкафов, скрип отодвигаемых стульев.

Это было знакомо.

— Все забирай, все! — и тут вдруг с грохотом распахнулась дверь в Кирину комнату и мать забежала туда. — Все, все забирай! Давай! — кинулась она к шкафу.

Кира едва успела вжаться спиной в стену.

— Забирай, забирай все! Уволакивай! — мать, размахивая руками, вышвыривала вещи. Кирины кофты, юбки, колготки. Раскидывала их по полу, при каждом движении крича:

— Давай, давай, забирай! Тебе пригодится! Отдашь своей бляди!

— Сука, чокнутая сволочь!

— Перестаньте! — это было уже слишком. Кира зажала руками уши и вне себя тоже закричала, — пожалуйста! Хватит, замолчите! — это все было не реально, будто сон, ночной кошмар.

— Угомонись, тварь! Да ты посмотри, что делаешь! Да с тобой же ребенка оставить нельзя — чокнутая сука! Тебе башку лечить надо, истеричка!

Отец вдруг резко и больно схватил Киру за руку и потащил к двери. От неожиданности она оступилась, зацепилась за край ковра, чуть не упала. Но отец этого не заметил, продолжая волочь ее к двери.

Мать закричала и побежала вслед за ними:

— Пусти ее, пусти, не смей ее трогать!

Больно вцепилась пальцами в свободную руку Киры и потянула на себя. Девочка уже и сама плакала и кричала.

— Нет, я с тобой ее не оставлю! Бабок она захотела! Да тебе вообще ребенка доверять нельзя. Я ее отсужу, заберу — еще сама алименты будешь платить! А тебя в психушку упеку. Что ты за мать?! Вообще ребенка не увидишь!

Кира в последнюю секунду поняла, что отец уже выволакивает ее за дверь, а она босая.

— Папа, папа, погоди!

Он только на мгновение замешкался, девочка успела-таки надеть расхлябанные кеды. Мать продолжала больно хватать ее за руку и тащить к себе, но отец был сильнее. Руку Киры будто тисками сжало.

А потом отец втолкнул девочку в двери лифта и разом стало тихо. Оглушило тишиной. Откуда-то сверху Кира еще слышала приглушенные крики и плач матери, но это было будто сквозь вату. А рядом тяжело дышал отец. Шея у него надулась и покраснела. На рубашке выступил пот.

Только тут Кира различила как гулко и напряжённо бухает у нее в груди сердце.

А отец, не очень-то обращая внимание, что делает, мешком затолкнул ее на заднее сиденье. Так, как вытащил из дома — в летних кедах, пижамных штанах и майке.

Потом они куда-то ехали. Отец еще долго бурчал под нос, ругался и угрожал. Будто все еще разговаривал с женой. А Кира молча сидела сзади и не могла опомниться. Только остановив машину у офиса и открыв дверь, отец сообразил, что девочка не одета, а на улице апрель. Вытащил из багажника свой старый, вылинявший свитер.

Иногда, в прошлой жизни, они ездили в конный клуб. И тогда отец катался на старом мерине Громе, надевая этот свитер. От него до сих пор исходил уютный, теплый и приторный запах конского пота и стойла.

Кира в большом, едва ли не доходящим до колен отцовском свитере и пижамных штанах выглядела нелепо. Ей было отчаянно стыдно. Но сказать об этом отцу она бы уже не решилась.

А потому, молча опустив голову, последовала за ним, когда тот растерянно буркнул:

— Ладно, в офисе пока посидишь.

Раньше Кира время от времени бывала в конторе. И заходила сюда принцессой. Ее тут все любили, здесь все было свое — привычное, родное, папино.

Сейчас отец молча и недовольно посадил ее на диване в приемной перед собственным кабинетом. И ушел. Вел он себя так, будто она в чем-то виновата и девочка и сама уже чувствовала так же.

И никому из девочек-менеджеров не пришло в голову бежать ее развлекать, как бывало раньше.

Через распахнутую дверь в рабочий зал ее видели все. И старательно отводили глаза.

Прошло полчаса, час. Мимо проходили люди, дергали ручку отцовского кабинета и уходили. Некоторых она знала, некоторых нет. Раз мимо пробежала отцовская помощница — Лера, мимоходом предложила чаю, но даже не дослушав ответ помчалась дальше — долго смеялась с женщинами из бухгалтерии, обсуждая что-то свое за приоткрытой дверью. Потом прошла назад уже не взглянув на Киру.

Раньше она очень любила вместо работы посадить шефскую дочку пить чай с конфетами, а то и усесться вдвоем хихикать и играть на компьютере. Отец тогда не сделал бы замечания, даже посмеялся бы вместе с ними. А теперь Лера бегала по делам с преувеличенно озабоченным лицом.

Только отцовский зам — уже пожилой, пройдя мимо, улыбнулся, поздоровался и погладил ее по голове, будто Кире было пять лет. Но по добродушной своей рассеянности тут же про девочку забыл.

Время шло и шло, а отца не было.

И все здесь было чужое и неловкое. Кира сидела в углу дивана, смотрела на проходящих людей и не знала, куда себя деть.

Только когда рабочий день наконец закончился и все принялись собираться, она тоже поднялась. Лера торопливо подкрашивалась за столом, и Кира, стиснув зубы, тихо окликнула:

— Тетя Лера.

Та удивленно обернулась, сморгнула, видно было, что она давно забыла о девочке и не ожидала, что та еще здесь. А потому сконфуженно покраснела.