Сара Бергман - Съевшие яблоко

— Заходи.

Нина распахнула дверь, пропуская мальчика вперед себя. Квартира у нее была бедная. Старая, обшарпанная, почти без мебели. Но зато вся ее.

Ян робко переступил порог и огляделся. Ему явно было неуютно из-за протертого линолеума на полу и зачерненного от времени потолка. Мальчик поджал губы, покусывая нижнюю зубами и боязливо осмотрелся.

В кране в ванной все так же капала вода, на кухне за окном ревела сигнализация. Сквозь старые рассохшиеся оконные створки все, что происходило на улице было слышно, как дома. Вместо люстры с пололка свисала лампочка. И сама Нина думала, что люстры здесь никогда и не было.

Но самой Нине на новом месте всегда бывало лучше. И в этом доме не жила та разведенка с ребенком, которую так не любил Ян. Здесь, в этом районе, у него не было никого знакомого. Здесь была только Нина.

— Тебе не нравится? — спросила она.

Мальчик любопытно заглянул в крошечную заметно пахнущую сыростью комнату и пожал плечами:

— Не знаю. А почему ты здесь живешь?

Тех денег, которые выплачивали Нине по инвалидности и бабушка получала, сдавая свои комнаты, хватало только на такую самую плохонькую квартирку.

— Потому что хочу, — улыбнулась девушка.

Но все лучше, чем жить с кем-то. Да, иногда Нина мечтала, что по-настоящему наведет порядок, вымоет до блеска окна, приготовит что-то вкусное, чтобы в доме пахло сытной едой, а не плесенью. Но никогда не хватало сил.

— Есть хочешь? — вспомнила она.

Нина только и могла, что добрести до магазина, купить каких-то продуктов. А потом бросить пакет на столе и снова лечь.

А Ян пришел после уроков и был голодный. Он неуверенно провел пальцем по выцветшим обоям возле косяка и тут же отдернул руку. Старые двери рассохлись и грозили занозить пальцы.

— Хочу. А ты покормишь меня? — и посмотрел на нее открыто и доверчиво.

Нина рассмеялась.

— У меня есть шоколад и кола. А хочешь — мы закажем пиццу.

Он хотел.

— Как-будто праздник? — и, забывая свои сумрачные мысли, мальчик посветлел лицом, — Никита домой пиццу не покупает — говорит, что это не еда. А я люблю.

— И я, — засмеялась Нина. — Люблю пиццу, люблю в игрушки играть. Будем есть прямо на полу. Ты любишь игры? А то мне одной не интересно.

У нее был хороший компьютер. Ее единственная дорогая вещь. Большой экран. Джойстики. Игры.

— Не зна-аю, — неуверенно протянул мальчик, уже по-хозяйски обходя квартиру. — Я ведь всегда занимаюсь. Я не пробовал. А почему ты не на работе? Взрослые днем всегда работают. Ты что правда не работаешь? Ты болеешь?

— Я? — задумчиво посмотрела на него Нина. А потом кивнула, — да, наверное. Может и болею. — Но тут же засмеялась, — эх ты, даже в игрушки не играешь. Давай, я тебя научу.

Мальчик взял со стола ручку, повертел, пощёлкал. Но тут же забыл и, отвлекшись, бросил ее на диван. Но Нина не обратила на это внимания. Пока в ее доме есть другой ребенок к ней не придет Вася. И сама Нина будто живая, веселая, ей все по плечу. Хочется смеяться, бегать. Кричать. Играть и есть пиццу.

Ян в самом деле не умел играть на компьютере. Ему это было в новинку: пальцы неуклюжие, реакции замедленные. И, наверное, один он никогда бы не стал так тратить время. Но вот вместе с Ниной! Вдвоем все было весело!

Вдвоем всегда хорошо. И Нине тоже было хорошо. Ведь в одиночку ты не сможешь хохотать и пихаться плечами:

— Поберегись!

— Беги, беги, беги!

Отчаянно давя на кнопки вскидывать руки, уклоняться, уворачиваясь от ударов, которые существуют только на экране. Отталкивая друг друга, толкаясь и хохоча проводить час за часом.

И есть горячую обжигающую пиццу прямо на ковре. Чавкая, подбирая длинные лохмы тянущегося сыра, облизывая жирные пальцы.

— А потом я победил на городской олимпиаде и Зинаида Николаевна дала мне учебник за девятый класс. А я на самом деле его уже читал. Знаешь, они все такие глупые у нас в классе. И учителя тоже. Мне там скучно. Они не понимают, и даже не слушают. А я когда решаю, то всегда думаю…

Мальчик говорил не замолкая. И Нина слушала. Смеялась. Спрашивала. Смотрела. Наперегонки, хохоча делила с ним пиццу.

— Мы с Лизой всегда в парк ходили. Ну, когда она не пьяная была. Тогда она мне шоколадки покупала. А Денис Матвеевич все по своей диете. Я тоже знаю, что питаться надо правильно. Но ведь и сладкое детям надо, правда?

Правда.

— Сладкое улучшает работу мозга. Так Никита говорит. А я и сам в книжках читал. А когда мне восемь лет было — я тогда во втором классе учился — Лиза в один день к школе пришла и забрала меня. И мы целый день в парке гуляли. Я тогда даже английский пропустил. Лиза сказала, что один раз можно. Я на прошлой неделе тоже один раз пропустил. Не захотел.

Нине было хорошо. Она растянулась на ковре, улыбаясь и глядя в потолок. Перед глазами маячили детские носки с черепушками на щиколотках и школьные штаны с мятыми стрелками.

— А комп у тебя клевый! Мне Еж показывал — он мне даже разбирал и все объяснял. А ты сама можешь разбирать?

— Неа, — Нина беспечно покачала головой, — а ты можешь? Ты мне покажешь?

Мальчик застыл с недонесенным до рта куском и лицо его недоверчиво зарумянилось:

— Тебе?

— Ну да, — улыбалась Нина. — я не умею, а ты умеешь. Ты мне покажешь, — сама себе кивнула она. — И меня поучишь.

— Ты надо мной шутишь! — не решив обидеться или поверить, протянул мальчик. — взрослые никогда у детей не учатся.

— Почему? — светло засмеялась девушка.

— Ну… — он задумался.

— Почему-почему? — заторопила и снова заулыбалась Нина.

— Ну-у… — протянул он раздумчиво, — потому, что мы дети.

— Ну и что? — удивилась Нина. — Я люблю детей. Дети славные. Добрые.

А потом кто-то, Нина не вспомнила кто, первым бросил в другого смятой салфеткой. И понеслось.

Они кидались, носились и вопили. Хохоча прыгали через диван, топотали и оглашали дом визгом. Наверняка соседям это не понравилось, особенно, когда они дрались и били друг друга двумя тонкими подушками.

И громко хохотали, пока у обоих не заболели животы.

Рабочий день «специалиста» в суде всегда суетлив, загружен и полон раздражающих мелочей. Дела, папки, исполнительные, подписи. Это все нужно было вовремя заполнить, подшить, внести в реестры, подписать и сдать в архив. Удовлетворения эта суета не приносила.

А к двенадцати часам дня приводила любого человека в состояние необъяснимого неисцелимого раздражения.

Альбина нервным движением разорвала обертку и бросила в кружку прозрачный заварочный пакетик.

— Закройте дверь, не видите, мы чай пьем! — прикрикнула она на заглянувшего в двери посетителя.

В мирной личной жизни Альбина Фуатовна была неизменно спокойна, тактична, мягка.