Сара Бергман - Съевшие яблоко

И потерянно слонялся по рынку.

Сестра всегда ругалась когда он подходил к базару, не разрешала даже приближаться. Особенно одному. Но сейчас Ян нарушал правило. Он хотел увидеть Лизу — пусть она найдется и отругает его. Пусть накричит и даст подзатыльник. Ян будет только рад.

Но Лиза не находилась.

Базар кипел, бурлил, жил своей жизнью. Мальчик протискивался между снующими толпами взрослых, то и дело цепляясь за что-нибудь рюкзаком, теряясь в стоящем кругом гвалте. И уже давно не соображал где находится.

Внутри лабаза стоял удушливый запах цветов и сырого мяса. Ян почти случайно увидел знакомое лицо и тут же вцепился пальцами в холодный край столешницы.

— Тетя Вера, здравствуйте. А вы Лизу не видели?

Так он приставал уже ко многим.

Дородная краснолицая тетка, возвышающаяся над прилавком, коротко и недоуменно глянула на мальчика поверх фигурно разложенных фруктов. Попыталась вспомнить, кто такой и откуда ее знает. Но не вспомнила. Мальчик заискивающе поднял на тетку глаза — щеки ее казались такими же круглыми, как апельсины, которыми она торговала.

— Какую Лизу? — голос у тетки был каркающий и сварливый, тон недовольный.

— Мою сестру. — Женщина свела брови и под ее недовольным взглядом мальчик быстро смешался. Неуверенно поднял руку к своим белесым волосам и невнятно закончил, — она такая… темненькая.

Тетка недоуменно уставилась на мальчика.

Тут Ян почувствовал как сзади кто-то слегка задел его ранец. К прилавку подошла покупательница, мальчик мешал ей оглядеть товар и продавщица окончательно на него обозлилась:

— Не знаю я никакую Лизу. Мало ли их тут шляется. Темненьких. Отойди, не мешай торговать, — тут ее тон кардинально переменился, стал елейным и радостным, завлекающим, — ой посмотрите, такие персики привезли. Дорогие правда, но сладкие! — тетка причмокнула языком, — вы мне поверьте, я вам врать не буду, — покупательница с сомнением оглядывала навязываемые ей бледновато-желтые фрукты, — себе брала — просто тают во рту. Берите, в этом году таких больше не будет!

Продавщица еще раз раздраженно цыкнула на Яна языком, чтобы он убирался и мальчик нехотя отошел от прилавка.

На улице было не так душно, зато еще более людно. Он плутал меж рядов, задевал головой висящие халаты и занавески, путался среди людей и всем мешался.

— Дядя Миша! — при виде немолодого дядьки глаза мальчика снова заискрились надеждой. Он уже почти отчаялся увидеть еще кого-то знакомого. А пожилой торгаш должен был его помнить, и он всегда относился к Яну дружелюбно.

Дядька приветливо расплылся в улыбке, сверкнув золотыми зубами:

— Привет, малец. Ты чего тут забыл? — голос у мужика был добрый и немножко насмешливый.

Ян прижался к самому прилавку, нечаянно задел звякнувшие железки, зацепился лямкой ранца за свисающие с козырька шланги.

— Вы Лизу не видели?

И видимо в голосе, а тем паче в глазах у него отразилось такое щенячье умоляние, что дядька посмотрел на мальчика с жалостью и сочувствием. Крякнул, а потом отрицательно покачала головой:

— Не, малец. Не было.

— Ясно, — Ян совсем сник, дядька сжалился и с сомнением окликнул в спину:

— Малец, может тебя до дому проводить?

Но мальчик отрицательно покачал головой — никого кроме Лизы он не хотел. Дядька не стал настаивать и с облегчением вернулся к своим делам.

Проболтавшись по базару еще с час Ян одиноко поплелся домой один. Ему больше негде было искать, ведь других мест где бывает сестра мальчик не знал.

— Пей до дна, пей до дна…

…в горло полилось что-то жгучее.

Веселый голос смеялся, где-то над ее затылком:

— Давай, давай, дорогуша.

Это было кафе. Или пивнушка. Или столовка.

Лиза давно не понимала где она.

И не помнила как сюда попала.

— Брось ее, — снова сказал веселый голос.

И звонким хохотом прокатился в ушах.

Но кого бросить, куда? почему?

Мысли смешивались и расплывались. Рядом сидели какие-то люди. Мужчины, старики, парни. Лиза попыталась вспомнить ближайшего к ней. И не вспомнила.

— Теперь пойдем… пойдем пойдем дальше…

И подумала: правильно, дальше…

В этой мысли что-то показалось ей очень правильным. Верным. Так и надо.

Она шла куда-то, куда давно собиралась. А потому послушно следовала за теми, кто ее звал. Путалась, блуждала. Обнаруживала себя среди знакомых и не знакомых людей. О чем-то разговаривала и что-то пила. А потом понимала, что одна или что ее окружают совсем не те, кто минуту назад.

Но удивления не было.

Все шло правильно…

— А мы сейчас еще по одной, а потом баиньки…

Потом был секс. Ее трахали незнакомые ей люди. Клали на спину, ставили на колени.

Почему-то Лиза была уверена, что это происходит на скамейке в парке. Хотя ничего не видела. Или видела, но сразу забывала.

Здесь, в парке они гуляли с Никитой и пили пиво. Никита был добрый — настоящий друг.

— Пошел, бля, пидор!

— … нахуй… поддай!

— Не лезь, я…

Совсем рядом кто-то дрался…

Лиза прислушивалась, ощущала и осязала крики и стоны. И что-то взбудораженное, нетерпеливое и отчаянное внутри нее подначивало: бейте!

Ей очень хотелось, чтобы кто-то кого-то бил…

Внутри волной поднималась ярость. И обида.

Никто никогда ее не любил. Никто не дал ей шанса. Зачем она вообще жила? Зачем была эта жизнь?

А снова слышалось ей:

— Пей, пей!

Вокруг сидели и галдели какие-то женщины. Ярко накрашенные, с красными губами. Они смеялись и чокались пластиковыми стаканчиками. Желтоголовая блондинка сидела на коленях у Саида. Лиза попыталась вспомнить, когда видела его в последний раз, но не вспомнила. Давно, в школе. Она сморгнула… напротив сидел дородный кавказец с полным ртом золотых зубов, он подслеповато щурился, улыбался девке и водил толстой короткопалой рукой по ее коленке. А никакой не Саид.

Лиза понимала, что не пьяная. А ей вдруг очень-очень захотелось напиться. И тут как по заказу в горло полилась кислая темно-красная бормотуха. С привкусом пластикового стаканчика и спирта.

Она давилась и глотала. А когда открыла глаза, увидела, что стакан к ее рту подносит Денис Матвеевич.

И она безмолвно закричала ему:

— Что ты здесь делаешь?! Почему ты здесь? Янкатам один, а ты здесь?! Почему ты его бросил?!

Но тут Денис Матвеевич ушел. Или его не было вовсе. А вокруг сновали другие люди. Все в черных кожаных куртках. От них нестерпимо пахло куревом, потом и перегаром.

Все они были злы.

Что-то делили или о чем-то спорили. Злоба вокруг кипела и пенилась, передавалась, бурлила в крови, шумела в ушах. И Лизу как и всех захватывала ярость.

Это они всегда обижали ее. Не она. Лиза никогда не могла защитить себя. А сейчас ей вдруг отчаянно захотелось это сделать — причинить кому-то боль. Бить.