Сара Бергман - Съевшие яблоко

Всеми забытый он остался стоять в дверях квартиры у большого грязного пятна крови, медленно черневшего на линолеуме.

Из ванной раздавалось мерное журчание струйки воды, пущенной в душе.

Ключ вертелся в замочной скважине вхолостую. И Денис Матвеевич успел провернуть его несколько раз, прежде, чем сообразил, что дверь не заперта. Этот возмутительный факт сразу поднял в пожилом мужчине волну раздражения и испортил хорошее по случаю солнечного дня настроение. Хотя он уже давно не покупал в квартиру ничего ценного из опасения, что Лиза вынесет и продаст.

После ярко-освещенного подъезда коридор встретил его темнотой и вязким полумраком. Пришлось даже проморгаться, прежде, чем Денис Матвеевич хорошенько различил предметы. Тогда раздражение накатило с новой силой, и старик ожесточенно бросил на пол тяжелые сумки — весь коридор был вымазан какой-то грязной коричневой ржавчиной. Пол, от порога почти до двери в комнату, обувница и местами стены.

К тому же в квартире скверно пахло. Запах был странный, душный, вызывающий неприятные ассоциации и смутно знакомый. Денис Матвеевич попытался сообразить, что может так пахнуть, но не нашелся с ответом.

— Что вы наделали с квартирой? — в крайней степени негодования чертыхнулся он, — свиньи. — С возмущением принялся подбирать с пола раскатившиеся тюбики крема для обуви, — квартиру в хлев превратили.

Но услышал в ванной журчание невыключенного крана — забыл про тюбики и пошел закрывать. Он без конца твердил, что свет и воду надо непременно проверять перед уходом, но это никогда не делалось.

Но около двери в зал Дениса Матвеевича вдруг остро посетило неосознанное, необъяснимое, а оттого только более острое ощущение — в доме что-то не так. В первое мгновение он не понял что именно, просто почувствовал, а потом повернул голову и увидел то, что изначально уловил только боковым зрением. На его диване скорчившись спал Ян.

Денис Матвеевич удивился. Даже самому его виду, будто встретил нечто странное, чужеродное. В самом деле он не видел мальчика уже пару месяцев. Пожилой мужчина обычно приезжал в город по будням, когда народу в электричках не так много, а Ян в это время всегда бывал в школе. Хотя, профессор всегда думал, что рано или поздно тот тоже начнет прогуливать. Как и Лиза.

Денис Матвеевич громко окрикнул:

— Ты почему дома болтаешься, где твоя сестра? — он давно не ощущал, что в разговоре с детьми тон его наливался вязким липким презрением.

В ту же секунду мальчик подскочил на диване. Подскочил, сел, заморгал осоловелыми со сна глазами и лицо его приняло пустое, непонимающее выражение, какое бывает у врожденных идиотов.

Тут Денис Матвеевич заметил, что в дополнение ко всему и его футболка, и руки, и даже лицо были выпачканы в той же грязной черноте, и с возмущением прикрикнул:

— Что вы в квартире устроили?!

На мгновение повисла тишина, мальчик снова сморгнул, сев странно и напряженно, будто на иголках, вцепился грязными руками в диванные подушки. Глаза у него со сна были оловянные.

— Ты чего молчишь?! Я с тобой разговариваю.

Тот открыл рот. Закрыл. С какой-то жалкой щенячьей надеждой глядя в глаза пожилому профессору, будто хотел о чем-то попросить. Потом края губ скривились, поползли то ли вверх, то ли вниз, искажая лицо до нелепой маски, и невнятно выдавил:

— Лиза… — Денис Матвеевич уже хотел переспросить, что Лиза, когда тот, наконец, громко отчаянно зачастил, — Лизу скорая увезла! И еще мужчина приходил — следователь. Спрашивал, где я был и что видел. А я ничего не видел и ваш телефон дал — оттуда из книжки. А он мне ничего не сказал.

Денис Матвеевич почувствовал себя плохо. Едва сдержался, чтобы не спросить самое очевидное и самое глупое: «какая еще скорая, какой следователь? Я же велел никого постороннего в квартиру не впускать».

— А он вам не звонил? — мальчик с надеждой на него смотрел, — он мне не сказал. Я только телефон дал.

Денису Матвеевичу пока никто не звонил.

— Денис Матвеевич, а где Лиза? В больнице? Когда она вернется?

Но профессор уже не слушая кинулся к телефону.

Он не заметил, что на этот раз сам в волнении совершенно позабыл запереть дверь.

— Я не знаю куда увезли, — мальчик вскочил и встал у него за спиной, с готовностью и звенящей в голосе надеждой поспешно объясняя, — он сказал чтобы вы позвонили. Или я, если что-нибудь узнаю. А я ничего не знаю. Куда Лизу увели?

Только сейчас профессор вдруг понял, что тот весь перепачкан в засохшей крови. И это именно спекшаяся кровь шелушится на его лбу и щеке.

Он отмахнулся:

— Здравствуйте, — глянул на листок, — мне нужен Свиридов Петр Иннокентьевич.

А потом он звонил в больницу. И нервничал.

Все это время за спиной маячил мальчик и его пытливый требовательный взгляд не давал профессору покоя.

Так что перед тем как позвонить в морг тот даже окрикнул:

— Да уйди ты уже. Иди в школу.

Но противную дрожь в старческих руках унять не смог. Потрясенный не столько фактом случившегося, сколько самой неожиданной важностью момента.

— Здравствуйте, я могу поговорить с дежурным морга?

Ян не ушел. Застыл за спиной как истукан. Но профессор, ошарашенный ворохом свалившихся на него забот больше не обращал на мальчика внимания.

Тем более, что стоял тот тихо. Не шевелясь, не моргая. И больше ни о чем не спрашивая.

Следующие два дня Денис Матвеевич тер и тер квартиру. Все то время, что не ходил на унизительные беседы со следователем и не занимался организацией погребения.

Собственно, похорон, как таковых, не было. Как не было никого, кто бы пожелал проститься с усопшей и ради чьей памяти стоило затевать поминки. Ее просто и быстро в течении десяти минут закопали на дальнем кладбище, где удалось в короткий срок найти недорогое место.

Денис Матвеевич все же посчитал своим долгом туда приехать и проследить за процедурой — он никогда не доверял подсобным рабочим, считая всех мелкими жуликами.

А придя домой снова почувствовал смрад. Смутный тошнотворный запах то ли крови, то ли трупа, от которого никак не удавалось избавиться. И снова принялся натирать полы.

Чувствуя сильнейшее нервное возбуждение, раздражение и усталость.

— И что за человек такой. Как только земля носила, — не замечая того выговаривал он себе под нос, — даже фотографии нет ни одной. На могилу фотографии нет. Все не по-людски, все не по-человечески… хорошо хоть, что сейчас. Не успели нахлебаться. Дрянью была, дрянной смертью и…

Уже закончил с коридором и кухней, дошел до спальни и услышал звук открывающейся двери:

— Ноги вытри, — недовольно разогнулся пожилой профессор. И хмуро обернулся.