Ын Хигён - Тайна и ложь

Студенческая жизнь Ёнчжуна подпитывалась энергией, которая называлась «отрицание». Выросший с постоянным ощущением, что он занимает чье-то место, Ёнчжун в самом себе не мог обнаружить ни подлинно своих черт, ни привязанности к своему существованию. Он был лишь сыном, воспитанным отцом. Мысль о том, что он является совместным продуктом всего поколения отца, не только его одного, несущего ответственность за неустойчивый период индустриализации семидесятых годов, заставила Ёнчжуна, выросшего, получая от этого времени пищу и одежду, считать, что он живет неправильно. Этот путь отрицания своего существования пролегал через повсеместную студенческую жизнь восьмидесятых. Период модернизации экономики, когда дети крестьян покинули землю, и всерьез началась конкуренция, был периодом взросления Ёнчжуна под контролем и давлением образования военного образца. Поэтому когда он столкнулся с насилием, знаком восьмидесятых годов, для решения проблемы юношеского максимализма ему ничего другого не оставалось, как начать с разрушительного отрицания собственного Я. На первом курсе поздней осенью университет на долгое время закрыли, а зимой в Сеул вошли танки. А на следующий год на глазах Ёнчжуна многих его друзей избивали дубинками, ногами, обутыми в военные ботинки, а потом волокли по земле. Каждый день в студенческой столовой они ели рис вместе с агентами спецслужб, одетыми в штатское, и курили на скамейке под деревом, бросая друг на друга свирепые взгляды.

Ёнчжун всегда слушался отца, поэтому ему было трудно отрицать все, что с ним связывало. Такое противоречие заставило его холодно воспринимать все происходившее в жизни. Полное отрицание своего существования, которое заключалось в стремлении вернуть отцу абсолютно все, что получил от него, усилило чувство, которое он принимал за ненависть, и заставило продумать дальнейшее поведение. Отец был опорой индустриализации и до сих пор не отделял себя от Третьей Республики замечательной поры своей молодости. И когда он, владелец строительной фирмы небольшого масштаба, отбрасывал газету и заявлял, что нельзя позволять рабочим профсоюзам требовать контроля над ротацией кадров, когда он считал, что можно разрешать демонстрации, но нельзя применять бутылки с зажигательной смесью, и тем самым демонстрировал приверженность к консерватизму, замаскированному под умеренность, Ёнчжун постепенно мог становиться агрессивней. Необходимости повышать голос или обращаться с ним грубо не было. Чтобы в полной мере выразить все что хотелось, достаточно было лишь относиться к отцу неприязненно, поэтому связь между отцом и сыном до сих пор сохранялась ровной и напряженной. Отцу не хватало уже смелости выступать против неожиданно враждебного отношения к себе сына, да и начались они лишь тогда, когда ребенок вырос настолько, что уже не поддавался контролю. У Ёнчжуна все получилось наоборот. Конечно, интерес к учебе у него пропал, он не приходил домой ночевать, и его не останавливало, что вся семья волновалась по этому поводу. На втором курсе осенью и весной третьего курса его сажали в полицейский «воронок». Будучи застарелым индивидуалистом, Ёнчжун не участвовал ни в каких общественных движениях. Нельзя сказать, что и на коллективных мероприятиях он был в первых рядах. Он насмехался над слепым чувством справедливости или догматизмом, поэтому его не принимали ни в какие организации.

Если и существует человек, не имеющий никаких привязанностей, которого ничего не радует, то причина в одном. У него нет ничего своего. Ёнчжун внимательно смотрел, куда приводят его дела, совершенные просто потому, что так получалось. Если больной раком, которому недолго осталось жить, в машине, везущей его в больницу, репетирует, как он через некоторое время задаст врачу вопрос, то как же смешна и ужасна человеческая жизнь! И даже при том, что больной мечется, не находя себе места от охватившего горя, и знает, что его считают образованным пациентом, владеющим логикой, он все равно репетирует, чтобы не разочаровать окружающих. Несомненно, его причитания как раз есть искренние слова, необходимые ему, и никто не может осуждать такое право, которое может стать безрассудным, поскольку его интересует единственно неотложное дело — спасение собственной жизни. Есть люди, которые, даже застряв в лифте, первым делом подумают не о своем спасении, а о том, что в неподобающем виде, бледный от страха может быть снят на камеру. Ёнчжун принадлежал именно к этому типу людей. И в постельных делах с женщинами мозг посылал ему импульс возбуждения только в том случае, когда он сам был готов к близости с женщиной, и при этом его тело и тело партнерши должны были быть чистыми, вокруг должно было быть тихо и времени для секса достаточно. Он считал естественным интерес к себе других людей, но верил, что они покинут его, если он не оправдает их ожиданий, поэтому для него эти ожидания представлялись ужасным бременем. Одним словом, Ёнчжун был несчастным отличником. Поэтому для него одно только решение поступить в колледж искусств учиться кинопроизводству означало, что он выбрал яростное топтание на месте.

Отец проигнорировал мнение Ёнчжуна и заставил его подать заявление в магистратуру юридического факультета, где он отучился четыре года. Ёнчжун выбрал не колледж, а магистратуру факультета кинематографии, и это был не компромисс. Просто возникла проблема с армией. Окончив службу офицером и вернувшись в К., он в том же году навсегда ушел из дома. Потом, не проработав и трех лет на телерадиостанции, Ёнчжун подал заявление об уходе, и на первых порах ему удавалось прожить одному на имевшиеся сбережения, а вскоре он стал помогать выполнять заказ киностудии и перестал остро нуждаться в деньгах.

Шестидесятые и семидесятые годы были периодом взросления Ёнчжуна, а на восьмидесятые пришлась его молодость. Сохранившееся в нем стремление найти свою истинную сущность, которое возникло с неприятия отца, в девяностых годах, наполнив собой каждый день и все вокруг, стало своеобразным отношением к жизни. Из-за этого все навязанные ценности, которые он отрицал, включая отца, не стали заменой чего-то подлинно своего в строгом и точном понимании.

Ёнчжун остановил свой выбор на кино, но никогда не был уверен, что на самом ли деле искренно хочет заниматься созданием фильмов. Он думал, что коллективное дело все равно не подходит ему, и однажды, найдя индивидуальную работу, даже попробовал писать только сценарии. Но раздумывая, быть ли ему осмотрительным или равнодушным, он осознал лишь то, что сам нуждается в других людях. Ёнчжун не знал, стоит ли ему, как учитель математики по прозвищу Призрак из школы высшего уровня, идти преподавать, ступив таким образом на неудачный путь «умного полководца», или стоит по собственному желанию, а не по указу отца, попробовать еще раз начать подготовку к сдаче высших государственных экзаменов, но он не задумывался над тем, какая из этих дорог предназначена именно ему.