Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

– А где ты? – осипшим от волнения голосом спросила она.

– В аэропорту. В «Пулково». У меня в Петербурге полно дел помимо тебя. Пилоту еще не дали разрешение на вылет. Да и, собственно, весь багаж пока не подвезли. Вот сижу в баре, напиваюсь потихоньку. Если решишь присоединиться, буду только рад. – Тони едва слышно вздохнул, прежде чем разъединилась связь.

Подумать. Выбрать. Как тяжкий груз, уронила голову на руки. Воспоминания всплывали, как морские чудовища из глубины. Дом Гильяно, полный ловушек и кровавых ритуалов. Танцовщица Амрита, призванная развлекать лилу. Ян с горящими синим огнем глазами – то ли демон, то ли человек. Жуткие сказки в торжественной тишине Мемориальной гостиной. Мертвые фотографии над камином.

Ашер отпустил ее, но он сделал лишь полдела. Теперь она должна сама себя отпустить. Выбрать, ведь есть из чего выбирать. Она пыталась сосредоточиться на цепочке воспоминаний, рассмотреть их одно за другим, последовательно, как карты Таро. Правильно сказал Тони: нужно оценить и взвесить. Но почему-то весы здравого смысла заклинило на одном воспоминании.

Мокрая серая зима во Флоренции. Огромная батарея в спальне становилась горячей лишь к вечеру. Ада не понимала, почему богатый Ашер упорно экономит на отоплении. Она ворчала и ныла. Куталась в свитера и шарфы. Мерзла не хуже, чем в Питере. Но там хотя бы дома тепло, а здесь от холода и сырости некуда деваться. На ее скулящие жалобы Ашер ответил одним словом:

– Фрески.

Ему бездушные картинки на стенах дороже здоровья живого человека! Оказывается, фрески портились от искусственного тепла. Единственное, что им было показано, – строго дозированный сухой огонь камина.

В то утро Ада проснулась позже обычного. С трудом выбралась из-под одеяла. Из носа текло, бронхит уже протягивал загребущие лапы, царапал в груди. Она надела свитер, поверх – теплый кардиган, и плед еще накинула на плечи, но дрожь не отпускала, ее колотило изнутри, и только чашка горячего кофе с молоком могла принести облегчение. Ада выползла в столовую. За ночь запах застоявшейся в углах сырости стал гуще, противнее. Прислуга открыла рамы, чтобы проветрить. Ада поежилась под пледом, хотя свежий воздух холода не добавлял, температура на улице была равна температуре в доме. Ашер сидел на своем месте во главе стола. Он даже не поднял головы от газетного листа.

Лючия возникла у него за спиной и осторожно поменяла пустую кофейную чашку на полную. Он не глядя поднес чашку к губам. На манжете не хватало запонки, и незастегнутый рукав упал до самого локтя. Ада, как завороженная, смотрела на полосы света и тени, которыми выглянувшее из-за туч солнце вдруг окрасило руку Ашера. Ей нестерпимо захотелось упасть на колени и целовать эту руку.

«С чего? Почему? – боролась она с собой. – Он издевается над тобой. Унижает. А ты будешь ему руки целовать?» Но желание было сильным и казалось единственно правильным.

– Спаси меня, – едва слышно взмолилась она.

– Что? – Ашер внимательно, даже с каким-то подозрением на нее посмотрел.

Ей ничего не стоило выдать слезы в глазах за признаки подступающей простуды.

– Ты запонку потерял. – Она нагнулась к ковру и положила на стол серебряную вещицу – миниатюрный змей обвивал жезл, на вершине которого покоилось яблоко.

– Ты не заболела? – Он провел рукой по ее щеке, пытаясь заглянуть ей в глаза. Она мотнула головой, не давая ему докопаться до правды.

Полосы света и тени на его руке. Она видела их, когда закрывала глаза. Она вспоминала о них каждый раз, стоило выглянуть солнцу. Она, к своему ужасу, поняла тогда, что их с Ашером связывает нечто большее, чем случайное знакомство.

Он приглашает ее. Не Амриту. А ее, Аду.

Она вскочила. Чемодан на верхней полке. Прыгать, как собачонка, пытаясь достать? Черт с ним. Она возьмет сумку. Разве ей нужно много вещей? Две пары туфель, босоножки, три платья. И только когда сняла со стены Кинкейда, поняла, что она уже не вернется в свою квартиру. Оглянулась вокруг. Жаль самостоятельности, жаль свободы. Все заработано тяжелым трудом. Постоянной конкуренцией. Безостановочным подъемом по лестнице вверх. Но ведь все это не стоит любви? Одной-единственной, вечной, настоящей. Многим не дано ее испытать, а у нее, Ады, есть такая любовь. И всегда была. За любовь стоит сражаться. За нее стоит расплачиваться всем, что имеешь. Потому что любовь – самая главная драгоценность в жизни.

Упаковала картину в специальный ящик и сверху положила документы с разрешением на вывоз из страны произведения искусства. В отдельный футляр сложила несколько авторских украшений от ювелиров «Аль-Хашми».

Водителем такси оказался тот самый парень, которого она отпустила на Большой Конюшенной:

– Все-то вам не спится, – добродушно заворчал он.

Антонио она нашла в баре, с бокалом виски в руке. Вместо приветствия он выдал:

– Жуткий алкоголь здесь наливают. Не поседеть бы от такого пойла.

И через стекло окна во всю стену указал ей на небольшой самолет, к которому подъехал погрузчик с ящиками:

– Вот наша птичка.

– За мной послали самолет?

– За тобой послали Старшего Адвоката, – нарочито обиженным тоном откликнулся Антонио.

– Старший Адвокат? О, Тони, поздравляю!

– Да, моя карьера в Доме Гильяно резко пошла в гору, сам не ожидал.

Она хотела спросить, как там Ашер? Но вовремя спохватилась, ведь речь шла уже не об Ашере, а о доне Гильяно. Ада молча приняла от бармена бокал красного вина. К чему расспросы? Она скоро увидит его.

Один из ящиков на погрузке привлек ее внимание размерами и упаковкой:

– Тони, ч-что эт-то? – заикаясь от возмущения, она показала на подозрительный груз.

Антонио выкатил на нее бесстыжие глаза:

– Картины Марка Вайнера. Ты отказалась продавать, поэтому пришлось украсть. А что прикажешь делать, если дон Гильяно желает видеть их в своей коллекции? Ну а его желание – закон. Тебе повезло, что ты уезжаешь. Представляешь завтрашние заголовки новостей?

И когда гнев под натиском алкоголя сильно сдал позиции, она вспомнила о Любимове. Она не может вот так уехать, не объяснив ему.

– Мне надо позвонить.

– Отправь ему вот это, – Тони взял у нее смартфон и начертил на дисплее знак. – Как только он увидит его, забудет тебя. Это самое безболезненное, так ты не разобьешь ему сердце.

– Так вы это и делаете, – недовольно процедила она сквозь зубы, понимая, что способ расставания, принятый у Гильяно, лучший из всех возможных.

В самолете, в мягком широком кресле, Ада нервно вцепилась в подлокотники. Антонио смотрел на ее светлые волосы, рассыпанные по плечам, на вздрагивающие ресницы и думал: «Она любит того, кто не может быть до конца понят, кто видит дальше, кто знает неизмеримо больше. Ты всегда будешь в его тени, он затмевает собой солнце. Как его можно любить? Его можно только бояться».