Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

Убийство было навязчивой мыслью Марка. Где-то в глубине своего существа он ощущал, что именно таким способом утверждается верховенство. Тот, кто может убить, рожден властвовать, рожден быть первым. Пасуют лишь слабаки. Они могут оправдываться моралью, любовью ко всему человечеству, но правда одна – они слабы, они не могут позволить себе главный шаг. А шаг этот сложен, важен и очень опасен. И большинство боится. Боится наказания, возмездия, угрызений совести. Все это – слабость. Сильный не боится. Он делает.

Марк знал – сам он слабак. Он не сможет убить, хоть и мечтает об этом. Не сможет. Он пытался. Даже котенка не смог в костер кинуть. Другие мальчишки кидали и ухмылялись, а он не смог. Может, котенок был ему благодарен, когда удирал, всем телом сжимаясь в живую пружину. Но Марк ненавидел себя, грыз костяшки пальцев, а ночью рыдал в постели. Он не смог! Разве так он станет достойным имени своего отца? Ашер не признает его, потому что Марк слаб.

Оставалась легкая, как трепет бабочки, надежда – Ашер знает о нем, о Марке, а о Яне даже не слышал. Но долго так не могло продолжаться. Рано или поздно Элен расскажет. Ей не терпится, имя Яна вертится у нее на языке, как на горячей сковородке. Пока она сдерживается, но ей так хочется признаться, сбить с Ашера спесь: посмотри, у тебя родился ребенок-инвалид, вся твоя сила – не гарантия счастья, не защита от болезней.

Каждый визит Ашера для Марка был пыткой. Элен скажет ему? Не скажет? Сегодня? Завтра? Сколько у него еще времени? Элен же считала, что раз Ашер к здоровому ребенку равнодушен, то к больному и подавно будет безразличен. Но Марк понимал отца на потаенном, кровном уровне, он не мог объяснить, но знал: Ян будет ценен для Ашера Гильяно. В чем ценность сумасшедшего брата, Марк не представлял, но был уверен, что у Гильяно иные мерки, чем у обычных людей.

И Марк задумал убить брата. Он должен превозмочь слабость. Он должен это сделать. Ради себя, ради своего будущего. С тех пор как Яна забрали из лечебницы, Марк только и думал об этом. Убийство, настоящее убийство, с запахом и вкусом крови… У Марка дрожали руки от предвкушения. Ему виделся не подлый несчастный случай, рассчитанный, сглаженный, как галька морем, и подстроенный трусом. Нет. Он не даст себе поблажки. А Элен пусть ужаснется, пусть увидит, поймет, чего Марк стоит. Потом она простит – она же его мать. Еще будет благодарна, что он освободил ее от бессмысленных забот о больном Яне. Ашер будет гордиться им, он узнает в нем своего сына. И может, однажды Марк получит приглашение в Дом Гильяно.

Марк мог часами, как одежку, примерять на себя роль убийцы. Мысленно он приспосабливал к убийству все, на что падал его взгляд. Подушку, кухонный нож, плоскогубцы, брючный ремень. Можно вытолкнуть Яна в окно – он постоянно сидит на подоконнике. Можно утопить его в ванне или бросить в воду включенный фен. Придушить, размозжить голову. Марк играл орудиями убийства, в воображении подкидывал их в воздух, проверял на прочность, но уже тогда знал, что выберет нож. Нож – единственное достойное орудие убийства. Откуда пришло это осознание, Марк не мог сказать. Но его уверенность была тверже стали: если хочешь называться Гильяно, ты должен убить с помощью ножа. И он присмотрел себе помощника, на кухне Элен нашлись достойные экземпляры – литые, лазерной заточки.

Он не успел. Его сны вдруг материализовались и повернулись против него. Ян обогнал и первым нанес удар. И уже в больнице, после того как Марк пришел в сознание после операции, он понял, что вряд ли смог бы наяву убить брата. А теперь не сможет и подавно. Теперь он знает, чего стоит бояться человеку, которого хотят убить, и теперь ему страшно вдвойне.

При этом чужие грехи преследовали его. Вот и недавнее воспоминание услужливо развернуло запятнанные ужасом крылья. Тогда Марк поехал на встречу с другом и деловым партнером, питерским ресторатором Данилой Вареничем. Пересек Литейный мост. Честно говоря, Марк никогда не чувствовал себя уверенно за рулем. Как назло, в такие часы он точно попадал в бурный поток мыслей и образов, и это тогда, когда нужно быть максимально сосредоточенным на дороге. Но нанять водителя – расписаться еще в одной слабости.

Нева сверкала, как гигантская блесна на солнце. Окна автомобилей были задраены, там дышали трудяги-кондиционеры, остужая распаренные человеческие тела. И вдруг, медленно перевалившись через Литейный мост, двигаясь черепашьим шагом в толпе таких же четырехколесных существ, Марк осознал, что в соседних машинах – пустота. Хищный вакуум, который пылесосом затягивает в себя все сущее. И он, Марк, у края водоворота, его неизбежно сносит в центр. Его сплющит, раздавит. Сейчас он перестанет существовать. Один миг – и его мир сожмется до черной точки. А та лишь окажется пикселем зрачка в глазу Творца Вселенной. Он очнулся от сигналов вокруг. Марк задерживал движение. Он повертел головой, чувствуя, как шея трется о мокрый воротник рубашки, – взмок в вымороженном салоне, как в жару.

Марк задавал себе вопрос, что это было, всю оставшуюся дорогу до ресторана «Варенич». А в ресторане метрдотель сообщил:

– К Даниле Вячеславовичу кто-то пришел. Они уже давно в кабинете. Никто из них пока не выходил.

Марк смело постучал, потому что времени у него оставалось немного, а с Данилой надо было переговорить. И тут же почувствовал, что за дверью разлита та же пустота, которая пыталась поглотить его на мосту. Руки повисли плетьми, и ему пришлось «толкать себя в шею», чтобы нажать на ручку двери.

Заглянув в кабинет, Марк шарахнулся, будто сунул голову в щиток высокого напряжения. Тошнота вонючей рекой проложила русло в горле. На столе в окружении изысканных закусок ресторана «Варенич» лежал его владелец, раскинутый, как морская звезда.

Перерезанное горло, дыра в грудной клетке, ни капли крови, вокруг рассыпан белый, с приторным запахом розы, порошок… Эти подробности Марк узнал позже. В ресторане суетились эксперты, щелкали фотоаппараты, Марка допрашивали. Он отвечал на вопросы. Поминутно восстановил свой маршрут за день, припомнил, в котором часу говорил с Данилой по телефону, договаривался о встрече. Нет, Данила не упоминал, что встречается сегодня еще с кем-то. Нет, он не знает всех его деловых партнеров в лицо. Нет, ни с кем господин Варенич не конфликтовал. Нет, у него не было врагов. Были ли у него долги? Кредиты – да, были. Но ничего срочного. Могли ли у него потребовать вернуть деньги? Наверное, могли. А пригрозить? А убить? Вопросы, как автоматные очереди, следовали один за другим.

Марк отвечал на вопросы, как добропорядочный гражданин, но думал только о том, что есть ведь на свете смельчаки, которым убийство дается легко. Ему был страшен и отвратителен сам вид места преступления, бескровный труп пугал его своей безжизненностью, но еще страшнее было осознание того, что это обескровленное, обездвиженное чудовище когда-то было человеком, его другом, носило имя, костюмы, ело и разговаривало. И Марк с этим существом неоднократно обедал в этом самом кабинете, не подозревая, что друга с легкостью можно превратить в геометрию мышц и костей. Тот, кто сделал это, был поистине великим человеком, может быть, даже великим художником. Марк понимал, что подобные мысли не пристало иметь здоровому нормальному мужчине, но он не хотел быть нормальным, он хотел стать таким, как тот, кто без страха перешагнул через закон и пошел дальше, оставшись неуловимым для правосудия.