Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

Ада не стала спрашивать, из Сэлинджера ли это. Ей почему-то казалось, что вовсе не оттуда.

Они перебрались в тень, под навес одного из гестхаусов, их здесь один к одному по всему побережью. Владелец – хороший знакомый Тони – накрыл стол и заварил чай. Угощали местными блюдами: буйволиной сметаной с пальмовым сиропом, кирибати – рисом в кокосовом молоке, жареными бананами, папайей, манго, ананасами – такими сладкими, что хотелось от восторга закатить глаза.

– Я ему кассету «Бич Бойз» подарил, за то он меня и любит, правда, Раджи? – обнимался Тони с тощим, дымчато-черным мужчиной, улыбчивым, хоть и был он без трех передних зубов. – Прикиньте, у них тут до сих пор кассетные магнитофоны! О, Ян на меня зыркает глазом! Веришь или нет, – обратился он к Аде, – Ян считает их своим народом. Правда смешно?

– Не смешно, – ответил ему Ян.

Хозяин охотно рассказывал про потерянные зубы:

– Цунами было. Огромная волна. 50 футов. Я за фонарный столб схватился. Меня волной накрыло. Держался из последних сил. Жив остался. Вот только зубы выбило.

– Вот врет! Да если бы его волной в пятнадцать метров накрыло, он бы ни зубов, ни костей не собрал! – смеялся Тони.

Яну не нравились разговоры о цунами. Он мрачнел, переводил взгляд на линию горизонта, переставал замечать, что происходит вокруг, и терял нить разговора. Ян и Тони переоделись из своих шикарных костюмов в лохмотья, которые нашлись в багажнике автомобиля. Но сейчас к столу Ян надел рубашку. Белоснежная, с жестким воротничком и манжетами, она смотрелась комично в паре с линялыми шортами. А Тони, ради смеха, поверх драной майки нацепил на шею галстук и завязал его претенциозным узлом.

Вспомнился вдруг поцелуй Яна, там, в океане. Хорошо, под навесом тень, никто не заметит, что она покраснела. Поцелуй ничего не значит. Ни-че-го. Но как бы ей хотелось, чтобы он что-то да значил…

– А в сказках Гильяно всегда рассказывают про принцесс? – нашлась, как избавиться от неудобных мыслей, Ада.

– Почти всегда. – Анжелин лениво обмахивалась обеденной салфеткой.

– Откуда принцессы в Доме Гильяно? В роду Гильяно были короли?

– Гильяно не были королями, – очень серьезно ответил Андре. – Но есть такое понятие: принцесса мафии…

Но Анжелин не дала мужу закончить, перебила его:

– Глупости. Семья слишком долго жила в Италии. Считалось чрезвычайно остроумным прятаться за ширму мафиозного клана. Так проще. В сказках Гильяно рассказывается про принцесс, потому что какая же сказка без принцессы? Кто их иначе будет слушать?

– А почему в Доме Гильяно нет ни телефона, ни Интернета? – не унималась Ада.

– Чтобы никто не подслушал, какие мировые заговоры плетет дон Гильяно, – откликнулся Тони. И приставил руку козырьком ко лбу. – О, к нам депутация чешет! Ребята, это к Яну. Они его за Великого Демона почитают. Покровителя острова. И стоит ему выйти за пределы поместья Гильяно, они начинают просить чудес. Они бы и под стеной стояли, если бы дон Гильяно не велел убивать каждого, кто будет ошиваться рядом с воротами. Частная собственность – великая вещь!

– Тони, хватит ерунду молоть, – оборвала его Анжелин. – Конечно, они обращаются к Яну. К кому им еще обратиться? Медицина здесь на нуле. Денег у них ни у кого нет. И так бедность ужасная, а после цунами вообще нищета и разруха.

– На месте Яна я бы с ними не ходил, – лениво заметил Андре, но Ян уже поднялся и вышел навстречу трем островитянам. Худые, в тусклой поношенной одежде, которая болталась на них, как на шестах, они что-то говорили, молитвенно сложив руки. Ян и их поприветствовал таким же жестом, даже поклонился слегка, но они все рук не разнимали, один говорил, два других смотрели жалобно, но с надеждой. Ада подошла к Яну, ей хотелось узнать, о чем речь.

– Вот у него, у Виджая, – он показал на мужчину в центре, – заболела дочь. Они обращались и к врачам, и к колдунам – никто не смог помочь. Теперь он просит, чтобы я осмотрел девочку – можно ли ей помочь или уже поздно.

– А ты умеешь лечить? – спрашивала она его уже по дороге в дом Виджая.

– Кое-чему научился у монахов в монастыре, пока они меня не прогнали. И потом, я помогал здесь, на острове, после цунами. Некоторых вылечил.

С главной дороги (одно название, что главная, всего две полосы!) они свернули на узкую улочку, с обеих сторон – высокие каменные заборы, еще раз свернули и еще, каменный лабиринт, не иначе. Остановились помолиться в маленьком буддийском храме: несколько построек с крышами-шляпами, статуя Будды под навесом, перед ним на столе – цветы. Ада осталась у ворот, а Ян и местные скинули обувь и прошли во двор поклониться Будде.

Чем дальше отходили они от океана, тем гуще становились джунгли. Наступали незаметно. И вот уже ветви свешиваются на дорогу, а сама дорога – утоптанная тропка. Здесь уже ни одного белого лица, туристы так далеко не забираются, пропали даже лавочки со связками оранжевых орехов у порога. Дом Виджая – отвоеванный у джунглей клочок земли, на котором постоянно приходится что-то выкорчевывать, подрубать, чтобы не зарастало, сама постройка похожа на обувную коробку: небольшая, без претензий, с плоской крышей. У дверей дома стояли человек шесть, родственники или соседи. Лица грустные. Но у одной женщины, это Ада разглядела отчетливо, на лице не просто грусть, а отчаяние. «Наверное, мать девочки», – подумала она – и угадала.

В низеньком доме было полутемно.

Ян прошел в комнату к больной, Ада за ним идти не решилась, замерла на пороге. Вместе с ней в двери сунулись и все любопытные. Дышали рядом, но не смели прикасаться к белой женщине. Ада чувствовала их взгляды, как на экзотическую птицу смотрели. Хотя ведь экзотика тут, у них.

Ян вышел очень скоро, попросил всех во двор, к свету. И что-то было в его лице такое, от чего мать девочки тут же упала перед ним на колени и начала с жаром говорить на своем языке. Все остальные нахмурились, потупились, стояли полукругом, ни слова не произнося. Слушали мольбы матери. Ада уже и сама была готова просить Яна. Но, взглянув на него, поняла: не от вредности он помочь не хочет, а просто не может. И от осознания сам стоит несчастный.

– Единственная дочь, – вдруг сказал Виджай по-английски – видимо, Ян не очень хорошо понимал местное наречие. И сказал так, будто извинялся за жену. Будто он-то готов принять судьбу, какой бы она ни была. А вот мать не готова.

– Как зовут девочку? – спросил Ян.

Женщина пробормотала несколько слов, из которых Ада различила только одно:

– Прасанна.

И тут Ян точно на что-то решился:

– Дайте мне лампу. Нет, не мне, ей, – показал он на Аду. – И никто не ходите со мной. С нами.

Аде в руки всунули что-то вроде керосиновой лампы, самодельный светильник чадил, от него неприятно пахло, может, в нем и был-то не керосин, а какое-нибудь местное топливо. Ян закрыл дверь и входную, и в комнату, родители и родственники остались во дворе.