Вадим Филатов - Этика небытия. Жизнь без смысла: самая печальная философия

«Проверьте это в огне собственного опыта», – призывает Балсекар. В качестве эксперимента он предлагает следующее: выберите наиболее удобное для себя время, расположитесь в кресле или на диване, выпейте, если нужно, кружку пива и вспомните какое-нибудь свое действие в течение дня. Вы должны быть уверенны, что это именно ваше действие. Теперь решите, почему вы его совершили. Ответ простой: вам пришла в голову мысль. Так или иначе, всё начинается с мысли. И Рамеш спрашивает: «Имели ли вы хоть какой-то контроль над возникновением этой мысли? Откуда она пришла? Почему одни мысли, случающиеся в нашем сознании, проскакивают мимо, а другие заставляют нас действовать так или иначе? Или наоборот – бездействовать? Наши действия (теперь возникает серьёзный вопрос – наши ли?) приводят к сцеплению целого ряда не зависящих от нас факторов, вовлекают других людей, над реакциями которых у нас также нет никакого контроля, и приводят к результату, который совершенно от нас не зависит». [1, с. 59]

В «Бхагавадгите» Кришна говорит Арджуне: «Ты не выбираешь, сражаться ли тебе со своими братьями. Я уже убил их в облике времени». [8] Получается, что единственно доступная нам свобода – это глубокое, не только на интеллектуальном уровне, а всем своим существом, постижение, что никакой личной свободы волеизъявления не было и нет. Наша свобода волеизъявления всегда идет рука об руку с предопределённостью. Мы всегда свободно выбираем (от малого и незначительного до самых серьёзных вещей) именно то, что предопределено. Кстати, известное изречение, что свобода – это осознанная необходимость, – не о том ли самом говорит?

Но если нет ни мира, ни индивидуума, то кто и от чего свободен? «Диалектическая воля – воля, действующая свободно при всей своей детерминированности, ибо она детерминирована небытием. Вероятно, что нет ничего недетерминированного, но, тем не менее, есть свобода. Свобода – это детерминированность небытием. Несмотря на очевидность своей несвободы, человек чувствует себя все же свободным. Эта иллюзия объясняется тем, что человек способен не быть», – утверждал А. Чанышев. [60, с. 158—166] Мысли Чанышева о свободе можно понять так, что мы, будучи условно существующими, полностью детерминированы. Мы детерминированы небытием, мы знаем, что в любой момент можем перестать быть в принципе. И эта детерминированность небытием, в отличие от детерминированности бытийственными аспектами (мы несвободны – и это факт), дарует нам чувство свободы. Получается следующее: детерминированность небытием равно чувству высочайшей свободы. Однако здесь присутствует очередная ловушка: хотя каждый из нас и знает, что он может мгновенно разделаться с бытием и полностью освободиться от всех трудностей и обязательств, освободиться от бремени существования как такового, но есть ли у индивидуума свобода решать, сделать ли ему последний шаг? Вопрос остаётся открытым.

В книге «Быть Никем» (2004), немецкий нейрофилософ (!) Томас Метцингер представляет теорию о том, каким образом мозг фабрикует субъективное ощущение нашего существования в виде дискретного «я». [22] Нас можно было бы назвать скорее системами обработки информации, для которых, в экзистенциальном смысле, целесообразно создавать иллюзию «быть кем-то». В схеме Метцингера человек не является «личностью», а механистически функционирующей «феноменальной Я-моделью», которая имитирует личность. В этой жизни нет никакого «я», а одно только тело, которое повинуется биологии и шествует по своим делам выживания.

Подобная ситуация может быть названа «парадоксом Метцингера»: Вы не можете знать, что вы такое на самом деле, потому что в противном случае вы узнаете, что знать некому и нечего (И что теперь?). Поэтому, вместо того чтобы быть «знающими ничто», мы существуем в условиях, которые Метцингер называет «наивным реализмом».

Так можно ли выйти из платоновской пещеры? Томас Метцингер говорит, что нельзя. Проблема не в том, что мы являемся узниками пещеры. В реальности всё гораздо хуже. «Я» – это тень на стене пещеры, которую отбрасывает сама пещера. Тень пещеры на её стене не может её покинуть, а сама пещера пуста, и в ней никого нет. Буддисты близко подошли к этому, но не смогли полностью расстаться с надеждой каким-то образом всё-таки сбежать. Но бежать некому. Вообще некому, даже наипросветлённейшему сознанию, давным-давно избавившемуся от эго. Сколько не медитируй, сколько не сливайся с Брахманом – всё это лишь та же тень на стене пещеры, только поменявшая форму. Любой опыт, любое переживание – это всё та же игра теней.

При этом Метцингер отмечает, что для нас «практически невозможно» достичь реального осознания своей нереальности из-за встроенных блокировок человеческого восприятия, которые удерживают наш разум в состоянии сна. В его трактате «Быть Никем» есть глава об умении «проснуться» в своих снах и понять, что сознание находится в мире иллюзий, созданных мозгом (это важно). В сумеречной зоне нашей жизни, где мы не в силах сказать о том, что происходит, и свободны выбирать лишь ничто, пребывающий в осознанном сновидении является единственным, кто не одурачен, как минимум – не одурачен самим собой (возможность состояния, описанного Эдгаром По: «Всё, что зрится, мнится мне, Всё есть только сон во сне» (перевод К. Бальмонта), «All that we see or seem / Is but a dream within a dream»).

«Имеют место некоторые аспекты научного мировоззрения, которые могут нанести ущерб нашему психическому здоровью, и это то, что каждый интуитивно чувствует». Что мог иметь здесь в виду Метцингер, кроме хорошо знакомых сюжетов романов ужасов, о том, что нам грозит опасность узнать что-то, что мы знать не должны? Уже много столетий мы живем под пронизывающими ветрами знаний о том, что мы знать не должны, но, тем не менее, обречены узнать. Но сколько подобного знания сможем мы в себя вместить? Что почувствует человечество, когда узнает, что мы вовсе не люди – что мы просто никто?

Рассуждая об условном существовании всего и вся, мы вынуждены признать эту же условность за тем, что мы называем человеческой личностью, которая якобы что-то решает и выбирает. На самом деле, мы никогда и ничего не выбираем, потому что наше «я» – это фикция. В каждое мгновение происходит то, что происходит, будь то мысль или желание, будь то какое-то (любое!) «наше» действие или же бездействие. И другим оно быть не может. А посему не только на всечеловеческом уровне нельзя ничего предпринять в плане кардинального улучшения жизни, но и на индивидуальном уровне нельзя сделать что-то такое, что не являлось бы неизбежным, необходимым, неотвратимым. Мы можем, к примеру, сколько угодно завидовать отшельникам, читать об этом всевозможную литературу и предаваться размышлениям о прелести отшельнической жизни, но если нам не суждено быть отшельниками, то мы ими не станем. Найдутся тысячи причин, чтобы мы не ступили на этот путь. Это то, что есть. По аналогии возможно рассмотреть любой, самый незначительный аспект нашей жизни. Например, вспомнить, сколько раз каждый человек давал себе какие-то установки относительно своего поведения, скажем, перестать пить по утрам коньяк, и как часто, совершенно неожиданно для себя, поступал с точностью до наоборот. Вспомнить, как наше сознание внезапно разворачивало нас и вело по пути, противоположному намеченному. Но при этом движение туда или сюда, иллюзия выбора между тем или этим, наш настрой, наши эмоции, события нашей жизни – всё это не имеет никакого смысла. Мир – это Майя (иллюзия), жизнь – это Лила (игра). А кто игрок? Если предположить, что весь этот мир является самосознанием пустоты, то в качестве источника можно назвать небытие, пустоту. Тогда пустота и есть игрок и игра одновременно. Она сценарист, режиссер, актер и зритель. Она не порождает этот мир – её самосознание и есть мир. Она сознает себя в миллиардах чувствующих существ, которые непрерывно возникают и исчезают, подобно миражам или персонажам сна. В этой связи можно предположить, что «Я» – это не маленькое придуманное «я», а всё поле осознания. «Я», о котором каждый из нас говорит – это некий созданный в уме образ, фикция. «Я» – это подборка воспоминаний, прошлых впечатлений, эмоций и мыслей. Причем подборка очень фрагментарная, избирательная и определенным образом структурированная. И вот это «я» придумывает (а вернее, к нему ниоткуда приходит мысль), что оно является автором своих действий, что оно имеет «волю». Но это самообман. Нет ни «тебя», ни «меня» – всё это иллюзия. Есть осознание Великой Пустотой самой себя и это самосознание выражается во множественности, в той игре, которая разыгрывается в этой множественности. Игра, если взглянуть на неё глазами людей, бессмысленная, абсурдная и жестокая. Возможно, её порождает избыточность пустоты. В своей избыточности она начинает отрицать себя (по Чанышеву) и «выходить за свои пределы» – и вот тогда «возникает» бытие, мир: