Вадим Филатов - Этика небытия. Жизнь без смысла: самая печальная философия

Едва ли не единственная ценность, которую можно усмотреть в жизни это трагизм, как её эстетическая составляющая. Обратите внимание, насколько трагизм притягателен, особенно для поживших людей. Молодёжь этого, как правило, не понимает. Но иногда трагизм жизни затягивает в свою черную дыру и совсем маленьких детей. Например, когда они заболевают онкологией. У них очень быстро становятся умными глаза.

«Попытка понять Вселенную – одна из очень немногих вещей, которые чуть приподнимают человеческую жизнь над уровнем фарса и придают ей черты высокой трагедии, – считает американский ученый Стивен Вайнберг. – При этом, чем более постижимой представляется Вселенная, тем более она кажется бессмысленной».

Трагизм завораживает, подобно взгляду змеи. И при этом он доставляет какое-то мрачное удовлетворение. В отличие от комедии, трагизм невозможно более или менее успешно имитировать. Бездарная подделка под трагизм мгновенно кричит о себе, и трагическое неизбежно превращается в свою противоположность, то есть, в фарс. Трагизм – это ведь не что-то такое, что придумал некто. Вся жизнь человеческая предоставляет столько материала для размышлений в трагическом ключе, что удивительно, как некоторые люди ухитряются «не замечать» трагизма существования.

С точки зрения продолжительности каждой, отдельно взятой жизни, можно смело утверждать, что нас всех фактически (ещё) уже нет. Если поразмыслить над течением жизни, над её хрупкостью и кратковременностью, а также над тем, что смерть очень часто приходит внезапно, то, получается, что так и есть – нас нет. В этом и состоит философия несуществования (небытия). Но фактически – это не означает «совсем нет». Кажется, мы стоим над гигантской небытийной пропастью, но всё-таки еще пока стоим, пока мы не в ней. А иначе как понять, что вы в данный момент читаете эти строки и что-то ощущаете? Происходит дление того, что мы называем жизнью… Фактически – кажется, что вот-вот, считайте, что свершилось, но это «фактически» на самом деле оказывается весьма коварной вещью. Годы и годы, наполненные самыми разными событиями и переживаниями, могут пройти, прежде чем «фактически» превратится в окончательную реальность – реальность нашего небытия. Вот мы и думаем часто, что же это такое, как это постичь, как вместить, что происходит между «фактически» и «на самом деле»? Мы называем это жизнью, но само слово «жизнь» мало что объясняет. Поэтому мы вновь и вновь возвращаемся к двум вопросам, о которых уже говорилось выше. Первый – почему что-то вообще есть (хоть и условно, но оно есть)? Второй – почему оно такое, а не другое? И, полагаем, что эти вопросы – особенно второй вопрос – не возникли бы, если бы жизнь не была пронизана трагизмом. Существование, лишенное боли и страданий, не представляло бы для нас проблемы.

Но проблема есть, хотя, пока страдание не затронуло непосредственно нас самих, мы стараемся её не видеть. Поэтому философствование в духе небытия и нигилизма в принципе не может быть уделом многих философов – мы уже не говорим, уделом многих людей. Вот религия – она для многих: умных и глупых, образованных и не очень, богатых и бедных. В этом смысле она удобна и комфортна – любой может постараться уверовать в невозможное и принять его. В отличие от религии, в философском нигилизме нет ритуалов и форм, точнее, в качестве ритуала выступает повседневная жизнь. Действительно, зачем искать что-то искусственное, если каждодневное проживание жизни может быть ритуалом? Разумеется, сложно все время удерживать в себе беспощадную мысль о несправедливости, которой пронизано наше существование, и том обмане, который содержится во всех жизненных проявлениях. Ведь, чтобы продолжать жить, нам нужно сохранять хоть малую толику иллюзий – «жизнь расцветает от тепла иллюзий», говорил Сиоран. Иначе мы рискуем впасть в полную прострацию и стать неспособными ни к какой деятельности. Но это уже крайнее проявление трезвомыслия.

У нас не вызывает сомнений, что оптимизм – это, в первую очередь, защитная реакция психики. Для того, чтобы нормально функционировать (попросту говоря, продолжать жить), получать какие-то удовольствия от жизни, ставить перед собой цели и испытывать радость от их достижения, в организме должна быть выставлена некая внутренняя заслонка, не допускающая заполнение сознания негативными мыслями. Должен быть фильтр, не пропускающий (или очень дозировано пропускающий) информацию, способную нарушить нормальное функционирование организма. Оптимизм, как мы полагаем, идет не от рассудка (рассудок-то как раз может камня на камне не оставить от оптимизма), а от более глубоких пластов психики, которые связаны с какими-то органическими процессами мозга. Организм ведь нацелен на то, чтобы выживать и продолжать жить, а не разрушаться сразу после появления на свет. Отсюда и защитные механизмы, призванные обеспечить это выживание. Причем в организме есть не только защитные барьеры, но и «естественные источники радости» – вброс определённых веществ в кровь (организм же их и вырабатывает) вызывает чувство радости, удовлетворенности, эйфории. Но природа не может полностью обеспечить эту защиту, поскольку мы наделены еще и разумом, который часто вступает в конфликт с защитными механизмами. Ведь «оптимизм» и «пессимизм» – это сугубо человеческие понятия. По всей вероятности, есть индивидуумы, у которых ресурсы организма оказываются сильнее всех доводов рассудка. Или так: их рассудок не дотягивает до пессимизма, потому что слишком сильны защитные барьеры и слишком интенсивно работают «естественные источники радости».

Среди сочинений по логике выделяется книга Пола Слоана «Искусство мыслить незаурядно». Автор утверждает, что большинству обычных людей свойственно так называемое конвергентное мышление. То есть, они, не мудрствуя лукаво, берут некую общепринятую точку зрения и начинают ей придерживаться. При этом чисто механически отбрасывают, не видят и не слышат никакие аргументы, ей противоречащие. Но есть иная модель мышления – дивергентная. Она предполагает рассмотрение объекта с самых разнообразных, часто взаимоисключающих позиций. При этом принимаются во внимание самые экстравагантные и нелепые утверждения. Данный тип мышления представляется более продуктивным. Далеко не все считают, что жизнь имеет какой-то смысл. Далеко не все (заметьте, речь идет не о философах) стремятся обзавестись семьей и родить детей – есть люди, которые желают жить свободно. Далеко не все ужасаются при мысли о грядущей смерти. Но все (включая и философов) имеют какое-то свое жизненное мировоззрение, пусть оно и не формулировано чётко. Поэтому философ, как нам кажется, в своих попытках понять реальность, ухватить её, должен учитывать наличие и у себя самого, и у других, такого жизненного мировоззрения. Это его повседневность, его контакты с окружающими, пристрастия и привычки, страхи и надежды, интересы и предпочтения. В нашем понимании, философу следует почаще заглядывать в себя и других людей, для того, чтобы его картина мира выстраивалась в большей степени не «как надо», а «как есть». Возможно тот факт, что Арсений Чанышев и философы мадхьямики избегали «крайностей нигилизма», вызвано не ужасом перед пропастью, а страхом перед разрывом между человеком и философом в самих себе?