Наталья Галкина - Корабль и другие истории
- Название:Корабль и другие истории
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Союз писателей Санкт-Петербурга
- Год:2013
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-431100-48-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Наталья Галкина - Корабль и другие истории краткое содержание
На обложке фотография Веры Моисеевой «Парусник зимой»
Корабль и другие истории - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Кто испил мой кóтлет?
Не думаю, что в Сибири, в Томске морозном было несколько осетинских князьев, и почти уверена, что речь шла именно о Верином деде.
ЖИЗНЬ ВСЯ, КАК СКАЗКА
Эта старушка, бедно одетая, худощавая, очень аккуратная, не одно лето сидела возле Комаровского пристанционного магазина на завалинке или на деревянном ящике и продавала зелень, мяту, чернику. С королевской щедростью она всегда одаривала моего Алешу мятою, а чернику продавала нам дешевле. Когда я пыталась отдать ей деньги за лишний букет мятный, она наотрез отказывалась: нет, не возьму, как можно, хочу больному мальчику подарить. Она из поселка, больна диабетом, двадцать лет на инсулине. «Чернику беру; если возьму, буду продавать». Наполовину финка, говорит она с легким акцентом. Однажды нам оказалось по пути, мы разговорились. В прошлом году у нее утонул на Щучьем озере зять. «Озеро затянуло. Просил, просил внука: отвези да отвези меня на озеро. Тот и отвез. А зять поплыл и не вернулся».
— Как вас зовут? — спросила я.
— Знаешь, молодая была, дура, имя мое мне не нравилось, стыдилась его, а теперь вижу, какое красивое. Василисой меня зовут
— Как в сказке! — сказала я.
И она отвечала:
— Жизнь вся, как сказка.
АВТАНДИЛ
Они познакомились в ранней юности на каких-то спортивных сборах, юниорских турнирах, красивая девочка Таня из Ленинграда, тополек, баскетболистка, красавец юноша из Грузии Автандил. Первая любовь во всем ее весеннем волшебстве, пейзажи изменившегося мира, письма; до конца дней хранила она флакон французских духов, которых в те годы на наших широтах никто и не видал: его подарок.
Потом приехала его мать. Ты не должна вмешиваться в его жизнь, сказала она, он женат; говорят ли в таких случаях, что жена его грузинка, дочь состоятельных уважаемых родителей, а ты русская нищебродка, никто? был ли ее Авто и в самом деле женат, или только обручен, или только сговорен? Ее мать тоже не хотела, чтобы они были вместе, ревновала к грузинскому красавчику, обманщику, зачаровавшему ее дочь, боялась внебрачного младенца, отъезда дочери в непонятную Грузию, да вы с ним не пара. Взрослые развели их деловито, жестоко и бесповоротно. Как загипнотизированные, они подчинились. Взрослая Татьяна с особым замиранием сердца смотрела фильм Абуладзе «Древо желания». Всё было не так, но всё было про них. С удивлением, с трудом отрываясь от страницы, читала «Витязя в тигровой шкуре», где один из героев был его тезка.
Десятилетия прошли, уже спалил Татьяну онкологический пожар, никто не остановил, ничто не затушило, ни в Петербурге, ни в Германии, уже сожжена была полудетская любовная переписка, гори, письмо любви, гори, она велела, уже прах танин стал крематорийским смешанным пеплом, который по ее воле (есть ли у гибнущего воля?) муж, друзья и подруги высыпали ночью в невскую волну возле спуска со сфинксами и грифонами под бинарным взором Аменхотепа (и не испугались этого новоязыческого обряда), цветы светились на воде, вскипела волна, паром изошла, моросью воздушной пала на город, и по всему городу расклеены были афиши (не вспомнить, о чем повествующие!), в которых крупными буквами перед фамилией и смыслом мероприятия набрано было имя Татьяниного возлюбленного.
С афишных тумб… с досок на стенах домов… ветвям дерев, стогнам, тупикам, набережным, переулкам, стежкам-дорожкам — только имя (но выкрикнул его весь город): «Автандил! Автандил! Автандил!»
Возвращение доктора Ф
Памяти Алексея Николаевича Орлова
Таинственный посол из реального мира…
Макс Планк«Унесенные ветром»
М. МитчеллВСТУПЛЕНИЕ
Накануне нон я пережил печальнейшую ночь, когда луна находилась в противостоянии Марсу в созвездии Рыб…
Из письма Иоахима Камерариуса («Древние легенды о Фаусте»)Две обезумевших осенних мухи,
Как погремки, звенели о стекло,
Соударяясь со стеной и полом,
Гремя о потолок. Две разных ноты,
Унылых, мрачных и неизменимых,
Вливались в уши мне — и сон не шел.
На улице ночь обошлась без звезд,
Оболокнув наш город облаками;
Расхристанные гривки юных лип
Трепал привязчивый сквознячный ветер.
Вода в каналах высоко стояла,
И реки словно ждали наводненья.
И образы совсем иных ночей
Услужливая память вызывала.
Не тех, впитавших смоловарный мрак,
Обугленных пороховым угаром,
Плащом сметавших судьбы и фигурки;
Не этих, ласковых влюбленных лгуний
В божественном убожестве квартирном;
Передо мной встают иные ночи,
Объединившие людей так странно,
Несущие единый знак неясный,
Одну — несуществующую? — жизнь
И несколько, сейчас осуществимых.
Я обращаюсь к ним, чтоб наудачу
Восстановить сеть звезд и цепь событий.
Луна лила свой свет неутолимо,
Марс плыл, любуясь на созвездье Рыб,
Темнели струны вытянутых сосен,
Встревоженные лаяли собаки,
И тело сизигийного прилива
Хранил в себе залив. Спешило лето
Начать свой третий, самый лучший месяц,
Огни цветные зажигались в дачах
И гасли, засыпая. Вереск цвел.
Сна ареал зажег свой ореол.
1
И тут мне приснилось, что действительность — сон, а сон, который я вижу, — это действительность.
А. П. ЧеховВ Лягушкине зацвел шиповник,
Взошли раввинник и поповник,
Метали комары икру,
Байбак вступил с норой в игру,
На крышу влезла черепаха
Не без упрека, но без страха.
Белела ночь. Темнел гудрон.
Дремала леди Бадминтон
С кукленком Ноликом в обнимку.
Прозаик чувствовал заминку,
Шиповник чувствовал поэт,
А именно — повальный цвет!
Лягушкино! Сосновый рай
Неандерталок и скрипачек,
Слепот куриных, мать-и-мачех,
Поехали! Смотри в окно
Эзотерички-невелички,
Той электрички-истерички,
Дрожащей в сумраке давно:
«Лягушкино!» (Уже темно;
Вслед за Гуляшкиным оно.)
Шиповник, зацветя, смутил
Нас, очевидцев, камертоном:
Сигнал настройки, он светил
В ночи мерцающим бутоном.
И в семь ночей, зачатых в шквале
В начале августовской тьмы,
В едином сне мы пребывали,
В едином мире были мы.
Один и тот же снился нам герой
В семи пространствах, полных темной влаги
Полупрозрачной местной атмосферы
И вышнего подзвездного эфира.
Сновидческую пьесу мы смотрели;
Возможно, были зрители еще,
Увидевшие первую картину,
Последний акт, десятое явленье
С других, как говорится, точек зренья,
Способных ликвидировать пробелы,
Неясности, отточия, лакуны
И прояснить начало и конец;
Как говорит один из нас, Егор,
Студент-филолог, юноша чудесный,
Но как бы впечатлительный сверх меры,
Отчасти кабинетный человек,
Интеллигент домашнего уклада, —
Все дело в том, что местопребывание
С названием «Лягушкино» есть
Зона Особого загадочного свойства,
Где возникают над заливом дачи,
Которых год спустя найти нельзя,
Где вырастают выше крыш заборы,
В пустоты превращаются просторы,
В неряшливом пространстве бродит лес
И времени весы теряют вес;
Но юноша с его воображеньем
Увидеть может то, чего и нет,
Чем голова забита, то и видит.
Интервал:
Закладка: