Юрий Додолев - Просто жизнь: Повести и рассказы

— Тебе — да, — уныло согласился ездовой. — А у меня сердце кровью обливается. Старшенькой двадцать пятый годок пошел, а она все еще дома. Сестрам тоже срок наступил, а там и другие доспеют. Самая младшенькая отписывает: мать и сестры целый день то в поле, то на ферме. Она одна управляется — и в школу надо, и по дому.

— Трудно ей, — посочувствовал Рыбин.

— Трудно, Лексей! Ох как трудно! И не только ей — всем! Хоть та дочка и любимица моя, отцовское сердце за каждую болит. Ты, примечаю, крестьянскую жизнь понимаешь. Когда на ночевки в деревнях становимся, глаза твои жалостливыми делаются.

Рыбин смутился, словно Фомин уличил его в чем-то нехорошем. Проворчал:

— Кончай ныть, старый. Вон Кущ пыхтит — сейчас расскажет, зачем майор приезжал.

Подошел младший лейтенант. Он объяснил, что их взвод поступает в распоряжение командира стрелковой роты старшего лейтенанта Вьюгина. Рыбин воспринял это сообщение равнодушно — для него не имело значения, где и с кем он будет воевать. Он только подумал, что их «сорокапятки» (в артдивизионе было всего две таких пушки) не пробивают броню фашистских танков, что они устарели и их давно пора сменить на более современные противотанковые орудия. Увидел вмятины на щитке «сорокапятки», заплаты на шинах и сказал сам себе, чувствуя, как у него теплеет в груди, что его старушка славно повоевала и довоюет, если, конечно, посчастливится, до самого конца войны.

Рыбин уже давно не обращал внимания на дождь. Ему казалось: этот дождь идет вечно, никогда не кончится, на небе никогда не появится солнце, будет только дождь, дождь, дождь и унылая, наводящая скуку дорога. Он старался ни о чем не думать, но мысли все время возвращались к Наде и Егору. Это удивляло: на его жизненном пути и раньше встречались люди, похожие на Надю и Егора. Они интересовали Рыбина, пока были рядом. Потом лица этих людей, их голоса, жесты тускнели в памяти. А сейчас ему почему-то захотелось, чтобы Надя и Егор встретились еще раз.

Временами дорога забирала вверх, и тогда на лесных опушках виднелись хутора — два-три строения под соломенными крышами, реже под дранкой. Оттуда тянуло парным молоком. Запах парного молока напоминал Рыбину то, что оставило в его душе светлый, радостный след. Перед глазами возникла деревня, в которой он был на производственной практике, когда учился в техникуме. Деревня стояла на высоком берегу реки, тихой и спокойной, наполовину заросшей камышом и кувшинками. Дно реки было вязким, илистым, вода попахивала болотом, но, несмотря на это, Рыбин каждое утро купался — входил, обхватив руками плечи, в студеную, вызывавшую озноб и легкое посинение кожи воду, окунался несколько раз, заткнув нос, закрыв глаза, и, стуча зубами, выскакивал на берег, снимая на ходу прилепившиеся к телу водоросли, противные, расползавшиеся в руках. Там, на берегу реки, он и познакомился с Марусей, симпатичной семнадцатилетней девушкой. Маруся работала дояркой, от нее всегда пахло парным молоком, и теперь этот запах напомнил Рыбину все то, что испытывал он, когда любил эту девушку и она любила его. Та любовь была их первой любовью, самой нежной, самой искренней и самой мучительной, которую никогда не забудешь. Тогда каждый взгляд Маруси, каждая улыбка вызывали трепет; тогда все было внове; тогда он страдал и мучился, как никогда не мучился и не страдал после; тогда в нем говорили только чувства, а разум молчал, разум ничего не взвешивал, ничего не сопоставлял; он, Рыбин, был весь порыв, и она понимала это и платила тем же, только боялась зайти слишком далеко; и он, догадываясь об этом, не стремился к запретному, к чему стремился сейчас. Испытать бы снова все то, что испытал в неполных восемнадцать лет, изведать радость первого поцелуя, подарить первую несмелую ласку и в ответ получить еще более несмелую — ту, от которой потемнеет в глазах, и ты поймешь тогда, что любим, и от сознания этого тебе захочется петь, смеяться, броситься очертя голову туда, куда прикажет она. Неужели ушло это навсегда? Неужели неповторима радость первой любви, неповторимы открытия, сделанные тобой в то далекое время?

Рыбину мучительно захотелось снова полюбить так, как он любил Марусю. Подсознательно он продолжал любить ее все эти годы, хотя думал, что Маруся уже замужем и, конечно, счастлива.

С наступлением темноты все отчетливей стали звучать приглушенные голоса, вздохи, скрип повозок. Рыбин решил закурить, но в этот момент прозвучало:

— Прекратить курение!

«Значит, ё-мое, скоро», — догадался Рыбин.

Командир стрелковой роты старший лейтенант Вьюгин ожидал майора Поперечного, с которым раньше служил в штабе дивизии. Прослужили они вместе недолго — майора перевели в штаб корпуса. Приезд Поперечного мог быть обыкновенной инспекцией, но Вьюгин решил: это неспроста.

Сын учительницы и инженера, Игорь Вьюгин получил хорошее воспитание: любил книги, неплохо разбирался в музыке. С детства он мечтал стать красным командиром — этого хотел его дед, в прошлом офицер царской армии. Во время гражданской войны дед некоторое время служил у белых.

— Значит, ты в наших стрелял? — спрашивал Вьюгин-младший.

Дед откладывал потрепанную книгу, снимал очки в металлической оправе.

— А кого ты понимаешь под словом «наши»?

— Конечно, красных!

— Приходилось… — признавался дед.

— Может, ты и карателем был? — возмущался Вьюгин-младший.

— Нет, — спокойно отвечал дед, — в карательных отрядах я не служил.

Вьюгин-младший не мог примириться с тем, что его родной дед был белым. Утешало лишь то, что задолго до окончания гражданской войны дед осознал свою ошибку, перешел на сторону красных, стал военспецом, принес немало пользы. Это подтверждал боевой орден, полученный дедом. Старый солдат носил его на лацкане полувоенной тужурки с накладными карманами.

— Сам Фрунзе вручил, — с гордостью сообщал дед и дотрагивался до ордена, словно хотел убедиться, на месте ли он.

Дед и внук часто спорили о гражданской войне, которую воспринимали по-разному. Вьюгин-младший судил о ней по рассказам учителей и пионервожатых, дед с болью вспоминал то время, когда вчерашние друзья становились врагами, брат убивал брата. Но, несмотря на это, дед и внук отлично ладили. Вьюгин-младший любил слушать деда. Тот рассказывал ему о героизме русских солдат, о Пржевальском, Козлове и других офицерах, снискавших славу России. Что такое мужество, отвага, честь, Вьюгин-младший усвоил еще в детстве. И теперь это определило его отношение к людям, к самому себе.

Боевое крещение и свой первый орден Вьюгин получил под Сталинградом. В заснеженной степи погиб почти весь взвод, которым командовал он, в ту пору младший лейтенант. Гибель солдат, таких же молодых, как он, оставила в душе Вьюгина рану. Он часто вспоминал этих парней. После госпиталя его, как способного и толкового офицера, направили в штаб дивизии. Служба в штабе показалась ему безопасной и поэтому унизительной, и он добился возвращения на передовую.