Юрий Додолев - Просто жизнь: Повести и рассказы

Вьюгин старался сосредоточиться на предстоящем разговоре с Поперечным, но перед глазами почему-то возникала Надя. Он уже давно в мыслях связывал свою дальнейшую жизнь с этой девушкой, представлял ее женой, спрашивал себя, понравится ли она деду, и отвечал: «Понравится. Должна понравиться!» Ему очень хотелось этого, но полной уверенности, что дед примет Надю, почему-то не было. Это тревожило Вьюгина.

Он давно собирался сказать Наде о своей любви, но все откладывал и решил сделать это сегодня, когда она вернется из медсанбата. Весь день думал только об этом, подгонял время — хотелось поскорее выложить то, что было на сердце.

Услышав шаги, Вьюгин привстал. Но в блиндаж вошел, снимая на ходу мокрую плащ-палатку, Поперечный.

— Давненько не встречались, — прогудел он. Бросив плащ-палатку на топчан, добавил, протянув руки к печке: — На воле холодина, а у тебя тепло. Не люблю сырость — грудь закладывает.

Был он полный, но негрузный. Про таких говорят — в теле. По-хозяйски оглядевшись, майор остановил взгляд на фотографии деда и сразу насторожился:

— А это кто?

— Дед, — ответил Вьюгин.

— Твой? — зачем-то уточнил майор.

— Мой. — Вьюгин улыбнулся про себя.

Поперечный помолчал.

— Выходит, ты из бывших?

— Со стороны отца — да, — подтвердил Вьюгин.

Майор сдвинул фуражку на лоб, покосился из-под козырька на фотографию.

— М-да…

— Не волнуйтесь, товарищ майор, — сказал Вьюгин. — В моем личном деле это указано.

— Указано?

— Указано. — Вьюгин помолчал и добавил: — Мой дед, между прочим, орден Красного Знамени имеет.

— Ну-у?

— Сам Фрунзе вручил.

— Тогда другой коленкор! — Майор сразу успокоился. Отодвинул к стене плащ-накидку, грузно опустился на топчан. — А ты неплохо устроился. Уютно у тебя и, главное, тепло.

— Жить можно, — сказал Вьюгин.

Майор снял фуражку, стряхнул с нее воду.

— Недолго придется жить так.

Он больше ничего не сказал, но Вьюгин понял: скоро наступление. Об этом каждый день толковали бойцы, об этом думал он сам, это витало в воздухе, рождая иногда радость, иногда тревогу.

Вьюгин подумал: «Сейчас самое время поплакаться», сказал, стремясь поймать взгляд майора:

— У меня до сих пор рота не укомплектована.

— Знаю, — кивнул майор. — Сегодня пятнадцать человек тебе направили. Не прибыли разве?

— Пока нет.

Поперечный взглянул на часы с черным циферблатом.

Вьюгин хотел сказать, что пятнадцать бойцов — капля в море, но Поперечный опередил:

— Другим подразделениям ни одного человека не дали. Только тебе поблажку сделали. Зато резерв у нас — во! — Майор поднял большой палец.

— И все-таки пятнадцать бойцов — пустяки, — не удержался Вьюгин.

— Перебьешься! Две «сорокапятки» тебе выделили. На подходе они. — Майор поморщился. — Вот только командир у них рохля. Я ему вопросы задаю, а он… Не люблю таких офицеров. У настоящего командира вид должен быть — рост и все прочее, а тот младший лейтенант — недоразумение какое-то.

— Зато, может быть, с характером, — заступился за незнакомого офицера Вьюгин.

Поперечный подумал.

— Навряд ли… Одеколоном от него разит, как из парикмахерской.

— Я тоже пользуюсь одеколоном, — сказал Вьюгин. — Особенно после бритья.

— От настоящего мужчины вином и табаком должно пахнуть, — возразил Поперечный.

В блиндаже было жарко, но майор все время поеживался, тянул руки к печке.

— Никак не могу согреться.

— Сто граммов? — предложил Вьюгин.

— Не откажусь.

Вьюгин хотел было позвать Сидорова, но вспомнил, что сам отпустил его в соседнюю роту, к приятелю. Сидоров ходил туда часто, и Вьюгин каждый раз предупреждал его, чтобы он был поосторожней, потому что всякое может случиться.

Покопавшись в углу, где были владения связного, Вьюгин извлек две кружки с вмятинами на боках, банку свиной тушенки американского производства, фляжку в суконном чехле. Поперечный потер руки, без приглашения плеснул в кружку и сразу же выпил. Поискал глазами, чем бы закусить. Вьюгин хотел открыть банку, но майор остановил его:

— Надоела она — сплошное сало! Знаешь, как наши солдаты называют этот продукт?

— Слышал.

— «Второй фронт». — Майор оживился. — Метче не скажешь!

Послышались шаги. «Надя», — определил Вьюгин. И не ошибся.

Она вошла в блиндаж нагнувшись, как входила всегда. Но Вьюгин сразу почувствовал, что Надя чем-то взволнована, вопросительно посмотрел на нее.

— Товарищ майор, разрешите обратиться к старшему лейтенанту? — Вьюгину почудилось, что ее голос дрожит.

— Обращайтесь, обращайтесь, — закивал майор.

Надя повернулась к Вьюгину и сразу опустила глаза. «Что случилось?» — хотел спросить он, но промолчал, зачем-то отодвинул от себя кружку с водкой. Не поднимая глаз, Надя доложила о своем возвращении и попросила разрешения быть свободной. Вьюгину не хотелось отпускать ее, но при Поперечном расспрашивать было неудобно, и он пробормотал:

— Идите…

— Хорошая девушка, — сказал Поперечный, когда Надя ушла.

Вьюгин ничего не ответил.

— Завидую я тебе, — майор вздохнул, — потому что ты молодой. А мне уже за пятьдесят. И к тому же теперь вдовец я. — Поперечный хотел еще что-то добавить, но только махнул рукой.

Стало совсем темно. Угли в печи покрылись тонким налетом пепла, но по-прежнему мерцали, отбрасывали на пол красноватое пятно. Вьюгин зажег самодельный светильник — сплющенную снарядную гильзу с обгоревшим, сделанным из толстой парусины фитилем.

Прогромыхали сапоги. В блиндаж просунулась голова. Круглые глаза остановились на майоре, округлились еще больше.

— Разрешите обратиться до старшего лейтенанта?

— Чего жмешься? — рассердился Поперечный. — Войди как положено и обращайся!

Голова исчезла. Послышалось сопение. Потом в блиндаж ввалился солдат в насквозь промокшей телогрейке, в обмотках, заляпанных грязью. Вьюгин знал этого солдата — он часто подменял Сидорова, когда связной отлучался, но фамилию его не смог вспомнить.

— Ну? — нетерпеливо пробасил Поперечный.

Солдат потоптался и доложил:

— Так что… пополнение прибыло — четырнадцать душ.

— Пятнадцать, — поправил Поперечный.

— Никак нет! — откликнулся солдат. — Четырнадцать! С одним, сообщают, беда приключилась — ногу поломал.

Вьюгин посмотрел на майора. Тот сделал вид, что не понял взгляда, произнес:

— Надо поглядеть на ребятишек.

Отпустив солдата, Вьюгин молча снял с гвоздя сухую, приятно шелестящую плащ-накидку, надел ее и вышел вместе с майором.

За деревьями темнела Дубиса. Вода прибывала с каждым часом, и Вьюгин подумал, что, если дождь не перестанет, придется отойти поглубже в лес, рыть новые окопы и блиндажи. Издали доносились приглушенные голоса. Метрах в пятидесяти от блиндажа шевелились тени, по земле шарил тусклый луч карманного фонарика.