Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

Бармен за стойкой смотрел телевизор и рассеянно полировал стаканы.

— «Дома под молотком» [11] Оригинальное название Homes under the Hammer — передача телеканала BBC, посвященная ремонту. , — сказал бармен, поворачиваясь ко мне.

К своему удивлению, я подумала, что он довольно привлекателен, и сразу же укорила себя за эту мысль. Мое предубеждение говорило: красивые, эффектные люди просто не могли работать в отеле «Хоторн Хаус» в пятницу днем. И действительно, женщина на ресепшене подтвердила мои ожидания, но, в самом деле, стыдно судить так предвзято — и откуда только у меня берутся все эти предрассудки? (Тоненький голос у меня в голове прошептал ответ: «Мамочка»).

Бармен улыбнулся, обнажая красивый ряд зубов и сверкая голубыми глазами.

— Куча старого дерьма, — произнес он голосом, способным отшкурить стены и ободрать с них штукатурку.

«Видишь, я же говорила!» — прошептала Мамочка.

— Да? — сказала я. — К сожалению, днем, когда идет эта передача, я не бываю дома.

— Если хотите, можете смотреть сейчас, — сказал бармен, пожимая плечами.

— А можно?

— А почему нет? — ответил он. — Чем еще здесь заниматься?

Он махнул рукой в сторону пустого помещения.

Я забралась на высокий табурет у барной стойки — мне всегда хотелось попробовать — и заказала водку с колой. Бармен молча приготовил коктейль, не спрашивая, добавил лимон и лед и подтолкнул мне.

— Похороны? — спросил он.

Я задалась вопросом, откуда он мог узнать, но тут же сообразила, что я одета во все черное, мои накрашенные глаза немного потекли, и вообще у человека не могло быть других причин оказаться в подобном заведении в такое время дня. Я кивнула. Поскольку никаких слов больше не требовалось, мы устроились поудобнее и стали наблюдать за тем, как Йэн и Дороти справятся с домом семидесятых годов, приобретенным ими на аукционе за девяносто пять тысяч фунтов. Они намеревались отремонтировать ванную, установить новую кухню и объединить в одно целое гостиную и столовую.

— В качестве финального штриха, — сказала ведущая, — входная дверь была покрашена в очаровательный зеленый цвет.

— «Зеленая дверь», — не раздумывая сказал бармен, и буквально через секунду — подумать только! — зазвучала песня с одноименным названием.

Мы засмеялись, и он, без лишних вопросов, подтолкнул мне еще одну порцию водки с колой.

Мы переключились на «Отвязных женщин», еще одно незнакомое мне телешоу. К тому времени я уже допивала четвертую порцию водки, похороны все еще стояли у меня перед глазами, но боли больше не причиняли — словно камешек в ботинке, который ощущается, но не колет, потому что ты сидишь на месте.

Я подумала, что надо бы съесть пирожок или хотя бы прихватить несколько с собой, но потом вспомнила, что пришла сюда с крохотной новой сумочкой, в которую влезет максимум два небольших пирожных. Я поцокала языком и покачала головой.

— Что-то не так? — спросил бармен.

Мы друг другу не представились — почему-то это казалось излишним. Я пододвинулась вперед на своем стуле и весьма шаблонным образом уставилась в свой стакан.

— Да нет, ерунда, — беззаботно ответила я, — просто мне кажется, что сейчас самое время немного поесть.

Бармен, за это время несколько подрастерявший свою привлекательность, взял мой стакан, вновь наполнил его водкой, плеснул колы и придвинул ко мне.

— Куда торопиться? — сказал он. — Почему бы вам не составить мне компанию и еще немного не посидеть здесь?

Я осмотрелась вокруг — в баре по-прежнему не было ни души.

— Может, после этой порции тебе захочется немного полежать? — спросил он, постучал по моему стакану и близко склонился ко мне.

На крыльях его носа я разглядела крупные поры. Некоторые из них были закупорены микроскопическими черными точками.

— Может быть, — ответила я. — После водки с колой мне действительно иногда хочется полежать.

Он хищно улыбнулся.

— Настраивает на нужный лад, да?

Я попыталась вопросительно вздернуть брови, но почему-то мне удалось поднять только одну. Я слишком много выпила, потому что мне было слишком больно и эту боль можно было только низвергнуть вниз, утопив в водке. Все просто.

— Что вы имеете в виду? — спросила я и услышала, что согласные у меня получаются какие-то нечеткие.

— Похороны, — сказал он и склонился ко мне настолько близко, что почти ткнулся в мое лицо носом, обдав меня запахом лука. — Переживать не из-за чего. Смерть… тебе не кажется, что она разжигает желание…

— Элеанор!

Я почувствовала, что мне на плечо легла рука, и чрезвычайно медленно повернулась на табурете.

— А, Рэймонд, привет! — сказала я. — Познакомься с… ой, я не знаю его имени. Простите, мистер, как вас зовут?

Бармен со скоростью света отлетел к противоположному концу стойки, уставился в экран телевизора и вновь принялся вытирать стаканы. Рэймонд окинул его взглядом, который в самом лучшем случае можно было назвать недоброжелательным, и положил на стойку двадцатифунтовую банкноту.

— Нет, Рэймонд, подожди, — сказала я, шаря в поисках своей новой сумочки, — у меня тут есть деньги…

— Идем, — сказал он, довольно бесцеремонно стаскивая меня с табурета, — потом разберемся.

Я засеменила за ним на своих каблуках рюмочкой.

— Рэймонд, — сказала я, дергая его за рукав. Он посмотрел на меня сверху вниз. — Я решила, что не буду делать татуировку.

Лицо его приняло озадаченное выражение, и я осознала, что забыла ему об этом рассказать, хотя обдумывала такую возможность с того самого разговора с барменом в «Каттингс». Рэймонд усадил меня на скамью в нише у окна — не ту, на которой сидел он сам, — и куда-то ушел. Я посмотрела по сторонам, гадая, который сейчас час и сожгли ли уже Самми или ждут конца дня, чтобы собрать все тела вместе и устроить пышный костер. Вернулся Рэймонд с чашкой чая в одной руке и тарелкой с закусками в другой.

— Вот, подкрепись, — сказал он, — и сиди здесь, пока я не вернусь.

Выяснилось, что я смертельно голодна. Мимо то и дело проходили скорбящие, но никто не заметил меня в моем укрытии. Мне это нравилось. Скамейка была удобной, помещение теплым, и я чувствовала себя как лесная соня в уютном гнезде. И будто всего через мгновение передо мной вновь появился Рэймонд, осторожно, но настойчиво тряся меня за плечо.

— Элеанор, просыпайся, — сказал он. — Половина пятого. Нам пора.

Мы сели в автобус, который довез нас до квартиры Рэймонда. Он жил в южной части города, не очень хорошо мне знакомой, потому как бывать там мне, как правило, было незачем. Его соседей по квартире не было дома, и я порадовалась этой новости, на нетвердых ногах заходя в прихожую и стараясь не смеяться громко. Рэймонд совершенно негалантно затащил меня в гостиную, в которой выделялся огромный телевизор. Перед ним были разбросаны какие-то штуковины, надо полагать, игровые консоли. Если не считать всего этого компьютерного хлама, в комнате царил поразительный порядок.