Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

Стыд. Я стояла впереди, в этой нелепой новой одежде, на каблуках, с клоунским макияжем. Когда музыкант вышел на сцену, мне с моего места было хорошо видно двойные узелки на его ботинках и спадавшую на глаза прядь волос. Руки на гитаре, ухоженные, наманикюренные ногти. Его освещал яркий свет прожекторов, я скрывалась во тьме. Но, так или иначе, он меня все равно увидит. Раз это предназначено судьбой — а именно так и было, — значит, он увидит меня так же, как увидела его я несколько недель назад. Я стояла неподвижно и не сводила с него глаз. Музыканты стали играть, он открыл рот и запел. Я видела его зубы, розовую нежность его нёба. Песня закончилась, началась другая. Он разговаривал с толпой, но не разговаривал со мной. Я стояла и ждала, когда закончится следующая песня. Потом еще одна. Но он по-прежнему меня не видел. И постепенно, стоя под лучами света, чувствуя, как музыка отскакивает от моего тела и не попадает внутрь, видя, что толпа не может проникнуть сквозь панцирь одиночества, который облекал меня, который всегда облекает меня, я начинала осознавать правду. Я моргнула, потом еще и еще, будто пытаясь избавиться от стлавшегося перед глазами тумана, и все стало ясно.

Я, тридцатилетняя женщина, как девчонка увлеклась совершенно незнакомым мужчиной, которого мне так и не предстоит узнать. Я убедила себя, что он именно тот, кто поможет мне стать нормальной, исправит все плохое в моей жизни. Тот, кто поможет мне разобраться с мамочкой, заглушит ее голос, когда она будет шептать мне на ухо, что я плохая, что я неправильная, что я недостаточно стараюсь. Почему я так решила?

Такая, как я, его никогда не привлечет. Он объективно был очень красивым мужчиной, а следовательно, мог выбирать из огромного количества потенциальных партнерш. Он выберет такую же красивую женщину на несколько лет моложе. Конечно, он так и сделает. Вечером вторника я стояла в подвале, одна, окруженная незнакомцами, и слушала музыку, которая мне не нравилась, — потому что запала на мужчину, который не знал и никогда не узнает о моем существовании. Тут я заметила, что музыка стихла.

Он стоял на сцене, нажимал ногой на педаль, от которой тянулся провод к гитаре, и, настраивая ее, говорил что-то банальное о гастролях. Кто был этот незнакомец и почему именно его из всех мужчин в городе, в стране, в мире я назначила на роль своего спасителя? Мне вспомнилась история, вычитанная накануне в газете: молодые фанаты выстроились у его дома в скорбный караул, потому что музыкант постригся. Тогда я посмеялась, но разве сама я не была на них похожа, не вела себя как влюбленная девочка-подросток, которая пишет своему кумиру письма розовыми чернилами и вырезает его имя на своем рюкзаке?

Я совершенно не знала мужчину, стоявшего передо мной на сцене, не знала ничего о нем. Все это была просто фантазия. Что может быть более жалким? Я просто рассказала себе на ночь грустную сказку, решив, что я все исправлю, избавлюсь от прошлого, мы вдвоем заживем счастливо и мамочка перестанет сердиться. Я была Элеанор, маленькая унылая Элеанор Олифант с ее убогой работой, водкой и ужинами на одну персону. И такой я буду всегда. Никто и ничто — и уж точно не этот музыкант, который теперь поправлял волосы, глядя на себя в телефон, пока гитарист играл соло, — не сможет этого изменить. Надежды не было, ничего исправить было нельзя. Меня исправить было нельзя. От прошлого не избавиться, его не переделать. После стольких недель морока, я, задыхаясь, признала эту грубую, неприкрытую истину. Я ощутила, как внутри меня смешивается отчаяние и тошнота, и потом меня быстро накрыла черная, черная волна тоски.

Я опять уснула. Когда я проснулась, в голове наконец не осталось ни одной мысли, кроме связанных с физическими ощущениями: «Мне холодно, я вся дрожу». Время сделать выбор. Я решила купить еще водки.

Поднявшись на ноги, медленная, как эволюция, я увидела лужу на полу и мысленно себе кивнула — это был хороший знак. Возможно, у меня получится умереть, не прибегая к средствам, выложенным на столе. Я сняла с крючка кухонное полотенце с надписью «Подарок в память о Вале Адриана [13] Адрианов вал — оборонительное укрепление длиной 117 км, построенное римлянами при императоре Адриане в 122–126 г. н. э. Пересекает северную Англию до границы с Шотландией. », изображением центуриона и аббревиатурой SPQR [14] SPQR ( лат. Senatus Populusque Romanus) — Сенат и народ Рима. . Мое любимое. Я вытерла им лицо и бросила на пол.

Потом, не утруждая себя нижним бельем, просто натянула первые попавшиеся вещи, обнаруженные в спальне, — тот самый наряд, в котором я была вечером во вторник. Вставила босые ноги в туфли на липучке и накинула на плечи свою старую телогрейку, висевшую в шкафу в прихожей. Я поняла, что не знаю, куда подевалось мое новое пальто. Но вот сумочку надо было отыскать. Я вспомнила, что в тот вечер брала ее с собой. В ней помещались только ключи и кошелек. Связка лежала на полочке у входа, куда я всегда их клала. Сумочка, в конечном итоге, тоже обнаружилась в прихожей — забилась в угол рядом с моей хозяйственной сумкой. Наличных в кошельке не было. Я не смогла восстановить, как я добралась домой и где купила всю эту водку. Видимо, по пути из центра города. К счастью, обе банковские карты находились в кошельке. Как и билет на концерт. Я бросила его на пол.

После чего спустилась и направилась в магазин на углу. На улице было светло и холодно, небо затянули мертвенно-бледные тучи. Когда я переступила порог, тренькнул электрический звонок и стоявший за прилавком мистер Дьюан поднял глаза. Я увидела, что они широко распахнулись, а его челюсть немного отвисла.

— Мисс Олифант? — тихо и настороженно произнес он.

— Три литра водки «Глен’з», пожалуйста, — сказала я.

Голос мой прозвучал странно — хрипло и скрипуче. Надо полагать, оттого, что я им некоторое время не пользовалась, да к тому же меня несколько раз тошнило. Продавец поставил передо мной одну бутылку и нерешительно замер.

— Три, мисс Олифант? — спросил он.

Я кивнула. Он медленно поставил на прилавок еще две. Все они теперь выстроились в один ряд, как кегли, которые мне предстояло сбить.

— Что-то еще? — спросил мистер Дьюан.

Я обдумала, не взять ли буханку хлеба или банку макарон, однако я была совсем не голодна. Поэтому лишь покачала головой и протянула банковскую карту. Рука моя тряслась, я пыталась унять дрожь, но безуспешно. Я ввела цифры и бесконечно долго ждала, пока кассовый аппарат пробивал чек.

На прилавке лежала кипа вечерних газет. Взглянув на них, я поняла, что сегодня пятница. У мистера Дьюана на стене висело зеркало, позволявшее видеть каждый уголок магазина. В нем я мимоходом увидела свое бледно-серое, будто личинка какого-то насекомого, лицо. Кончики волос торчали в стороны. Глаза превратились в две темные дыры, мертвые и пустые. Я отметила все это с полным безразличием. Ничего, абсолютно ничего не могло быть менее важным, чем моя внешность. Мистер Дьюан протянул мне бутылки в пластиковом пакете. От него исходил зловонный запах полимеров, от которого мой желудок взбунтовался еще больше.