Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

Когда прозвенел звонок (чуть позже, чем предполагалось), я успела решить только половину кроссворда, несколько подрастеряв навыки. Из-за мук голода мне пришлось съесть несколько угощений, поэтому выложенный на тарелке круг теперь был неполным. Какая жалость.

В одной руке Рэймонд держал картонную коробку с ручками, в другой — здоровенный набитый пластиковый пакет. Вконец запыхавшись, он поставил на пол свою ношу, не спрашивая у меня разрешения, и стал снимать куртку, отдуваясь и дыша тяжело, как выбросившийся на берег кит. Курение убивает.

Куртку он протянул мне, и я на несколько секунд непонимающе уставилась на нее, пока не осознала, что мне полагается ее повесить. Ничего подходящего у меня не было, поэтому я попросту как можно аккуратнее сложила ее вчетверо и опустила на пол в углу прихожей. Вид у Рэймонда был не очень довольный, но я не могла понять почему. Эта куртка не казалась дорогой.

Я проводила его в гостиную и предложила чаю. Он казался очень возбужденным.

— Потом, потом! — сказал он. — Сначала, Элеанор, обещанный подарок.

— Давай, — сказала я, собираясь с духом.

Мой опыт сюрпризов весьма ограничен и назвать его особо положительным нельзя. Рэймонд сходил за картонной коробкой и поставил ее на пол.

— Учти, — сказал он, — тебе не обязательно в это ввязываться. Мама будет просто счастлива взять все на себя. Просто я подумал, что… в общем…

Он аккуратно открыл крышку, и я инстинктивно отступила на шаг назад.

— Ну, давай, маленькая моя, — промолвил он нежным, воркующим тоном, которого я раньше никогда у него не слышала, — не бойся …

Он засунул руки внутрь и вытащил из коробки самую толстую кошку, какую мне когда-либо доводилось видеть. Теоретически она была черная как смоль, причем эта чернота распространялась даже на нос и усы, однако густой мех покрывали проплешины, выглядевшие на его фоне еще светлее. Рэймонд прижал ее к груди, продолжая что-то ласково шептать на ушко. Кошка, похоже, была не в восторге.

— Ну, что скажешь? — спросил Рэймонд.

Я заглянула в ее зеленые глаза, она в ответ тоже посмотрела на меня. Я шагнула вперед, и Рэймонд протянул ее мне. На мгновение возникло замешательство, пока Рэймонд пытался переместить мне в руки этот живой комок, но потом вдруг все свершилось. Я держала ее, будто ребенка, прижимая к груди, и не столько слышала, сколько чувствовала звучное, утробное урчание. Ах, эта теплая тяжесть! Я зарылась лицом в ее подпорченную шубку и почувствовала, как она повернула ко мне голову и осторожно понюхала мои волосы.

Наконец я подняла глаза. Рэймонд доставал вещи из второго пакета: кошачий лоток, кроватку с мягкой подушкой и небольшую коробку корма. Кошка выгнулась у меня на руках и с глухим стуком грузно спрыгнула на пол. Вразвалочку подошла к лотку, присела и громко помочилась, упорно таращась на меня. Устроив потоп, она несколько раз лениво пнула задними лапками содержимое лотка, и кусочки наполнителя рассыпались по моему свежевымытому полу.

Дама себе на уме, презрительно отвергающая принятые в приличном обществе условности. Мы замечательно поладим.

Рэймонд отказался от печенья и чая и попросил пива или кофе, но у меня не было ни того, ни другого. Принимать гостей оказалось труднее, чем я думала. В конечном итоге он согласился на стакан воды, но даже к нему не прикоснулся.

Дези, сосед Рэймонда по квартире, спас кошку прошлой ночью на задворках их дома. Кто-то сунул ее в железный мусорный контейнер и поджег — Дези услышал вопли, когда возвращался с работы. Я вскочила, побежала в ванную и извергла из желудка розовые вафли. Рэймонд тихонько постучал в дверь, но я крикнула ему оставить меня в покое. Вернувшись я увидела, что они с кошкой сидят на противоположных концах дивана. Я села в кресло напротив, и они оба внимательно посмотрели на меня.

— Кто мог такое сделать, Рэймонд? — спросила я, когда наконец обрела способность говорить.

И Рэймонд, и кошка казались печальными.

— Больные мудаки, — ответил он, качая головой, — Дези принес ее к нам домой, и мы убедились, что с ней все в порядке. Но у него аллергия, так что мы не можем держать домашних животных. Я хотел отнести ее в кошачий приют или спросить у мамы, не возьмет ли она к себе пополнение, но потом… даже не знаю… словом, подумал, что кошка может составить тебе компанию. Если нет, просто скажи. Я понимаю, это большая ответственность…

Это было непросто. С одной стороны, я не могла отрицать, что кошка внушила мне симпатию. Она обладала неоспоримым залихватским шармом, в значительной степени обусловленным ее проплешинами, и отличалась бесшабашным поведением, что могло бы растопить даже самое черствое сердце. Было очевидно, что эта особа не терпит глупостей. С другой стороны, это создание, уязвимое и ранимое, нуждалось в заботе и уходе. В этом заключалась проблема. Способна ли я?

Я вспомнила о сеансах психотерапии, как мы говорили о необходимости мыслить рационально, распознавать непродуктивные модели поведения и находить в себе мужество, чтобы пытаться поступить иначе. «Давай, Элеанор, — сказала я себе, — смелее». Это совершенно, даже близко не похоже на то, что было раньше. Перед тобой кошка, ты взрослая женщина и более чем способна о ней позаботиться.

— Да, Рэймонд, я принимаю на себя груз ответственности за это животное и обязуюсь осуществлять за ним самый тщательный уход, — твердо сказала я.

Он улыбнулся.

— Уверен, что так оно и будет. Она уже явно чувствует себя здесь как дома.

Кошка тем временем уже растянулась на диванных подушках и, без всякого сомнения, спала, хотя одно ушко беспрестанно подергивалось, следя за нашим разговором.

— Как ты ее назовешь? — спросил Рэймонд.

Я склонила набок голову и задумалась. Через минуту он встал.

— Пойду вниз покурю, — сказал он. — Дверь захлопну на защелку.

— Только не дыми в мои окна! — крикнула я ему вслед.

Когда он через десять минут вернулся, я сообщила, что кошку будут звать Глен. Он засмеялся.

— Глен? Это же мужское имя?

Я подумала обо всех этих красных этикетках, всех этих пустых бутылках.

— Это в честь одного старого друга, — сказала я.

На следующее утро я резко проснулась и увидела, что Глен лежит рядом со мной — голова на подушке, тельце под одеялом, прямо как человек. Она буравила меня взглядом своих огромных зеленых глаз, будто мысленно велела мне проснуться. Она проследовала за мной на кухню, где я налила ей немного воды, которую она проигнорировала, и насыпала корма, на который она набросилась и тут же срыгнула обратно на пол. Я полезла под мойку, чтобы достать тряпку и убрать за ней, а когда повернулась, увидела, что она заглатывает все обратно.