Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

— Все в порядке? — спросил Рэймонд. — По пути сюда я чуть задницу не отморозил.

Он сложил ладони и попытался согреть их своим дыханием.

— Да, сегодня довольно зябко, — согласилась я, — но светит чудесное солнце.

Он улыбнулся.

— И правда, Элеанор.

Я поблагодарила его, что он нашел время со мной встретиться. С его стороны это было очень любезно, о чем я не преминула ему сказать.

— Да брось, Элеанор, — сказал он, доставая сигарету, — любой предлог хорош, чтобы на полдня слинять с работы. И вообще, здорово с кем-то поговорить не о лицензиях на ПО и десятой винде.

— Но ты же обожаешь говорить о программном обеспечении, Рэймонд, — фыркнула я и очень нежно, очень храбро ткнула его локтем в бок.

Он засмеялся и тоже легонько меня толкнул.

— Грешен, каюсь, мисс О.

Мы вошли в сетевое кафе — я видела много таких в центре города. Выстояли очередь, и я заказала большую чашку моккачино с двойной порцией сливок и фундуковым сиропом. Молодой человек за стойкой спросил, как меня зовут.

— Зачем вам мое имя? — озадаченно спросила я.

— Мы напишем его на стаканчике, — ответил он, — чтобы не перепутать заказы.

Что за нелепость.

— Я не слышала, чтобы кто-то сделал аналогичный моему заказ, — твердо сказала я. — Уверена, что я окажусь более чем способна идентифицировать свой напиток, когда придет время.

Он уставился на меня, сжимая в руке маркер.

— Я должен написать ваше имя на стаканчике, — повторил он уверенно, но устало, к чему склонны многие люди в форменной одежде.

— А я должна охранять свое право на частную жизнь и поэтому не хочу сообщать свое имя кому попало в кафетерии, — не менее уверенно возразила я.

Сзади в очереди кто-то поцокал языком, а кто-то еще пробормотал нечто вроде: «Да твою же мать». Похоже, мы зашли в тупик.

— Ну хорошо, будь по-вашему, — сказала я, — меня зовут мисс Элеанор Олифант.

Кассир вытаращил на меня глаза.

— Я напишу, э-э-э, просто Элли, — сказал он, что-то царапая маркером.

Рэймонд молчал, но я чувствовала, что его бесформенное тело и широкие плечи содрогаются от хохота. Теперь подошла его очередь.

— Рауль, — сказал он и повторил это имя по буквам.

Забрав свои напитки, — без каких бы то ни было проблем, — мы устроились за столиком у окна и принялись наблюдать за прохожими. Рэймонд высыпал в свой американо три пакетика сахара, и я с трудом удержалась от замечания, что это не самый здоровый выбор.

— Ну, — спросил он после нескольких минут уютного молчания, — как оно сегодня?

Я кивнула.

— Вполне ничего.

Он присмотрелся ко мне повнимательнее.

— Ты как будто плакала.

— Да, плакала, — согласилась я, — но это в порядке вещей. Вполне естественно плакать, когда рассказываешь о своей умершей сестре.

Его лицо исказилось от ужаса.

— Она погибла во время пожара. Мамочка подожгла дом специально. Мы не должны были выжить, но мне это почему-то удалось. А вот моей младшей сестре нет.

Мой голос звучал удивительно спокойно. Закончив говорить, я отвела в сторону взгляд, зная, что на лице Рэймонда отражаются эмоции, которые я не готова пережить еще раз. Он попытался что-то сказать, но не смог.

— Да, я знаю, — сказала я, давая ему время собраться с мыслями.

Справиться с таким трудно любому. В конце концов, мне на это понадобилось два десятилетия.

Я рассказала Рэймонду еще немного о том, что случилось с Марианной и что сделала мамочка.

— Теперь, когда я наконец могу говорить о том, что она сделала со мной и Марианной, я не могу продолжать поддерживать с ней связь. Мне необходимо освободиться от нее.

Он кивнул.

— То есть ты собираешься…

— Да, — ответила я, — в среду, во время нашего следующего разговора, я сообщу ей, что между нами все кончено. Необходимо разорвать эти отношения навсегда.

Рэймонд кивнул, почти одобрительно. Я чувствовала себя спокойно и уверенно, зная, что надо делать дальше. Это было непривычное ощущение.

— Мне нужно сделать еще кое-что. Я собираюсь выяснить в подробностях, что с нами тогда случилось. Я помню некоторые детали, но теперь мне необходимо знать все.

Я откашлялась, отвела в сторону взгляд и едва слышно произнесла:

— Рэймонд, ты поможешь мне узнать, что случилось в пожаре? Пожалуйста.

Обращаться за помощью для меня было сущим наказанием. Я как-то рассказала об этом Марии. «И как же вы справлялись до сих пор?» — спросила она. Меня немного покоробил ее слегка неодобрительный тон, но она была совершенно права. Но от этого мне было не легче.

— Ну конечно, Элеанор, — ответил Рэймонд, — все что угодно. В любое время, как только ты будешь готова.

Он взял меня за руки и легонько их сжал.

— Спасибо тебе, — сказала я, испытывая умиротворение и облегчение.

И благодарность.

— Я думаю, что ты делаешь потрясающее дело, Элеанор, — произнес он, глядя мне в глаза.

Вот что я чувствовала: согревающую тяжесть его рук на моих ладонях; искренность его улыбки; ласковое тепло чего-то, что стало распускаться — так же, как утром при виде солнца распускаются цветы. Я понимала, что происходит. Это раскрывалась не покрытая шрамами часть моего сердца. Она оказалась достаточно большой, чтобы впустить в себя чуть-чуть нежности. В ней все еще оставалось немного места.

— Рэймонд, ты даже не представляешь себе, как много для меня значит иметь настоящего, заботливого друга. Ты спас мне жизнь, — прошептала я, опасаясь, что из глаз вот-вот хлынут слезы и смутят нас обоих.

Теперь, когда я стала чаще плакать при посторонних, казалось, что я могу это делать по любому поводу.

Рэймонд сильнее сжал мои руки, и я не без труда поборола желание высвободить их и спрятать за спиной.

— Не благодари меня, Элеанор. Ты для меня сделала бы то же самое.

Я кивнула, к своему удивлению осознав, что он прав.

— Знаешь, когда я впервые тебя увидел, — с улыбкой сказал он, качая головой, — то подумал, что ты полоумная.

— Я и есть полоумная, — ответила я, не понимая, как он мог думать иначе.

Всю мою жизнь окружающие говорили мне об этом.

— Нет, Элеанор, это не так, — с улыбкой возразил он. — Не спорю, ты действительно немного безумная, но в хорошем смысле. С тобой не соскучишься. Ты плевать хотела на всякий бред — ну, типа, дорогие шмотки, офисные интриги и прочее дерьмо, которое вроде бы должно быть всем интересно. Ты просто спокойно занимаешься своими делами.

Я все же расплакалась — избежать этого не удалось.

— Рэймонд, придурок, из-за тебя мои дымчатые глаза растеклись, — сказала я.

Я была очень сердита, когда это произнесла, но потом захихикала, и Рэймонд тоже засмеялся. Он протянул мне бумажную салфетку, и я стерла остатки косметики.

— Тебе без них лучше, — сказал он.