Такидзи Кобаяси - Краболов

Поставив миску с соленой рыбой на скрещенные ноги, дуя на пар, они запихивали в рот горячий рис и языком торопливо перекатывали его во рту. От горячего из носу текло и чуть не капало в миску.

Во время обеда вошел инспектор.

— Не набрасываться на еду! В такой день, когда нельзя работать, обжираться нечего.

Оглядев полки, он повел плечом и вышел.

— Какое он имеет право так говорить! — пробурчал рыбак из студентов, осунувшийся от морской болезни и непосильной работы.

— Да и что этот Асагава! Он для краболова или краболов для него?

— Император высоко, так нам все равно, а вот Асагава — тут уж извините.

С другой стороны послышался резкий голос:

— Не жадничай из-за миски-другой! Вздуть его!

— Здорово! А если скажешь это при Асагава, совсем будет здорово.

Рыбаки волей-неволей, хоть и со злобой, засмеялись.

Ночью, довольно поздно, инспектор, в дождевике и с фонарем в руке, вошел в помещение чернорабочих. Судно качало, и он продвигался между спящими, хватаясь за перекладины нар. Он бесцеремонно поворачивал и освещал фонарем головы, перекатывавшиеся с боку на бок, как тыквы. Рыбаки не проснулись бы, даже если б их стали топтать.

Окончив осмотр, инспектор остановился и щелкнул языком, точно спрашивая: что же теперь делать? Но сейчас же направился в кухню. В пляшущем веерообразном луче фонаря то появлялись, то снова исчезали во мраке нары, резиновые непромокаемые сапоги с длинными голенищами, куртки, висящие на столбе, корзины. Потом свет, дрожа, на минуту застыл у его ног и в следующую минуту кружком, как от волшебного фонаря, упал на дверь кухни.

На другое утро узнали, что один из чернорабочих пропал без вести.

Люди вспоминали о вчерашней отчаянной работе и думали: «Так и есть, смыло волной!» Нехорошо стало на душе. Но их с самой зари выгоняли на работу, они не имели возможности потолковать.

— Рассказывайте! Кто по доброй воле бросится в такую холодную воду! Спрятался где-нибудь, скотина. Отыщу — изобью, как собаку!

Инспектор рыскал по всему пароходу и угрожающе размахивал дубинкой.

Шторм пошел на убыль. Все же, когда пароход натыкался на выраставшую перед ним волну, она легко, точно шагая через порог, перекатывалась через верхнюю палубу. Истрепанный этой борьбой, длившейся целые сутки, пароход подвигался вперед, точно хромая. Тонкие, как дым, облака, до которых, казалось, рукой подать, цеплялись за верхушки мачт и рассеивались в воздухе. Мелкий ледяной дождь не прекращался. Когда со всех сторон вздымались волны, ясно видно было, как струи его вонзаются в море. Это было более жутко, чем попасть под дождь в непроходимой чаще.

Пеньковые веревки так обледенели, что стали походить на металлические тросы. Бывший студент, держась за веревку и стараясь не поскользнуться, переходил палубу и встретил боя, который подымался по трапу, перепрыгивая через ступеньку.

— На минутку! — бой потащил его в защищенный от ветра угол...

— У меня есть кое-что интересное.

И он стал рассказывать.

...Это было сегодня в два часа ночи. Волны обрушивались на шлюпочную палубу и, немного помедля, стекали по ней водопадом. Во мраке ночи иногда видно было, как волна ощеривает сверкающие белые зубы.

Из-за шторма никто не спал. Вот тут-то оно и случилось.

В капитанскую будку взволнованно вбежал радист.

— Капитан, несчастье! SOS!

— SOS? С какого парохода?

— «Титибумару». Идет рядом с нами.

— Старая калоша! — Асагава в дождевике сидел на стуле в углу, широко расставив ноги. Он захохотал и, словно насмехаясь, покачал носком сапога. — Положим, все пароходы здесь старые калоши.

— Похоже, и минуты не протянет.

— Да, это ужасно!

Поспешно, даже не одевшись, капитан направился было к двери, чтобы пройти в рулевую рубку. Асагава крепко схватил его за плечо.

— Кто приказал делать крюк?

Как кто приказал? Разве он не капитан? В первую минуту капитан остолбенел. Однако сейчас же пришел в себя.

— Я — капитан.

— «Капитан»! Тоже мне... — с величайшим презрением проговорил инспектор, остановившись перед ним, расставив ноги. — Послушай, а чей это, собственно, пароход? Компания его зафрахтовала, Компания выложила деньги. Кто здесь имеет право разговаривать? Называешься капитаном, а не стоишь и бумажки для подтирки! Понял? Только ввяжись в это дело — неделю проваландаемся. Это не шутки! Попробуй хоть на день запоздать! К тому же у «Титибумару» страховка не по ней. Старая калоша! Пойдет ко дну — им же выгода.

«Ну, теперь будет стычка! — подумал бой. — Это не может так пройти...» Но... разве капитан не застыл на месте, как будто в горло ему напихали ваты? Бою ни разу еще не доводилось видеть капитана таким жалким. Приказание капитана не выполняется? Ерунда, не может этого быть! И, однако, это случилось. Бой никак не мог взять это в толк.

— Если миндальничать, где уж тут бороться с другим государством! —Инспектор скривил губы и сплюнул.

В радиорубке приемник работал беспрерывно, иногда испуская голубые искры. Все пошли туда, чтобы по крайней мере следить за ходом событий.

— Как он выстукивает... Все быстрее и быстрее...

Радист давал объяснения капитану и инспектору, заглядывавшим через его плечо. Все стояли неподвижно, невольно стиснув зубы и напрягая плечи и, точно завороженные, следили глазами за пальцами радиста, проворно скользившими по рычажкам и кнопкам прибора.

Каждый раз, когда пароход накренялся, электрическая лампочка, торчащая на стене, словно прыщ, то вспыхивала, то тускнела. Тяжелые удары волн и неумолчный зловещий вой сирены то звучали прямо над головой, то доносились откуда-то издалека, как будто из-за железной двери.

Вылетела искра, оставив за собой длинный хвост, и стук приемника вдруг прекратился. У всех в груди что-то оборвалось. Радист взволнованно стал крутить стрелки, передвигать приемник. Но это был конец. Больше не раздалось ни звука.

Радист резко повернулся на вертящемся стуле.

— Пошли ко дну.

Снимая с головы наушники, он тихо добавил:

— Четыреста двадцать пять человек экипажа. Судно тонет. Надежды на спасение нет. SOS, SOS, — так два-три раза подряд и на этом конец...

Услышав это, капитан сунул руку за воротник, точно задыхался. Помотал головой и вытянул шею. Беспокойно обведя кругом бессмысленным взглядом, он повернулся к двери. Схватился за галстук. Тяжело было смотреть на него, вот такого.

— Так вот, значит, как...

Студент слушал, как завороженный. Помрачнев, он перевел взгляд на море. Там все еще волны катились за волнами. Горизонт нырял под ноги, а через минуту судно скользило вниз, и, стиснутое краями ущелья, небо оказывалось над головой.

— Неужели они действительно пошли ко дну? — вырвалось у него.