Мария Воронова - У тебя есть я

На сорок дней Маргарита не стала никому звонить, решив, что настоящие друзья сами вспомнят последнюю дату товарища. Она тщательно прибралась в квартире, приготовила несколько салатов, буженину, пирог и навела тесто для блинов, хотя не была уверена, что они полагаются по обычаю.

Утром поехала на кладбище и по узенькой тропинке дошла до Костиного последнего пристанища. Временный памятник почти занесло снегом, на черных крестах других могил со стершимися от времени надписями лежали высокие снежные шапки, в белых кронах деревьев проблескивали алые гроздья рябин, устоявшие в морозы, и солнечные лучи обещали скорую весну. День выдался нарядным, светлым, и это, наверное, для Костиной души было хорошо.

Сняв рукавичку, Маргарита голой ладонью очистила низенькую бетонную стелу. Как хорошо, что снег укрыл грубо перекопанную, вывернутую наизнанку землю, еловый лапник и венки. И все равно выглядывают из сугроба черные кончики траурных лент.

Она разложила по холмику красные гвоздики, смахнула снег со скамеечки и села. Скамеечка была чужая, но Маргарита решила, что это ничего.

Она пристально смотрела на могилу и пыталась вызвать в душе хоть какие-нибудь чувства, хоть слабый отклик боли, но ничего не получалось.

Хотелось только поскорее уйти, и хорошо бы больше никто не пришел помянуть Костю.

Маргарита заставила себя сидеть дальше.

Минут через десять появился Давид, а вместе с ним – давешняя девушка с кафедры. Увидев Маргариту, она заносчиво вздернула подбородок, мол, попробуй только прогнать меня! Это живым он был твой, а теперь смерть разлучила вас, и он принадлежит всем.

Маргарита отвела глаза.

– Кафедра передает тебе самые искренние соболезнования, – мягко сказал Давид, положив цветы на могилу, – все хотели прийти, но сегодня рабочий день, сама понимаешь…

На узенькой скамейке еще оставалось место, Давид сел и притянул ее к себе.

Девушка с кафедры осталась стоять в отдалении, между двух высоких покосившихся крестов, и так и держала в руках свои цветы.

Зачем она пришла? Хочет получить какой-то знак свыше? Обещание встречи на том берегу? Господи, какое же, в сущности, болезненное это чувство – безответная любовь, и как жаль, что в юности понять этого нельзя…

Маргарита вздохнула. Ну ладно, она хоть дождалась, а девушке ничего не светит, по крайней мере в этой жизни, а существует ли та, еще большой вопрос.

С молоком матери впитав сказки Оскара Уайльда, Маргарита считала, что жертвовать собой во имя любви – это прекрасно, а сейчас впервые подумала, что не очень. И даже как-то ненормально, если вдуматься.

Мужская неразделенная любовь действительно красива, потому что предполагает активные героические действия по завоеванию предмета страсти, а у женщин немножко другая ситуация.

Женское обожание – это либо молчаливое страдание, либо «служение», а Пушкин не зря сказал: «Нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности».

Некстати пришедшая на ум цитата заставила Маргариту поежиться от стыда. Сколько лет, боже мой, сколько лет она проявляла эти качества… Зачем? Почему решила, что Костя ее половинка только на том основании, что сердце подпрыгивало в груди всякий раз, как она его видела? Да что там лукавить, любовь к Косте была просто способом спрятаться от реальности, не жить, не принимать решений, потому что, когда тебе не отвечают взаимностью, все остальное уже неважно.

Так и девушка станет прятаться от жизни за широкой спиной призрака…

Маргарита поднялась со скамейки и решительно двинулась к девушке. Та отступила. Маргарита поднажала, по пути задела низкое дерево, растущее возле тропинки, и получила за шиворот небольшой водопадик снега.

– Стойте, куда же вы! – Голос прозвучал странно громко в белой тишине кладбища.

Девушка остановилась.

– Давайте вернемся, – Маргарита взяла ее за локоть, – постоим еще немного, а потом прошу вас поехать к нам. Константину Ивановичу это было бы приятно.

– Но… – смешалась девушка.

Маргарита перешла на шепот:

– Слушайте, раз ничего не было, то и стыдиться нечего. Все хорошо.

Девушка нахмурилась:

– Извините, но это не моя заслуга. Это Константин Иванович…

– Важен результат, – перебила Маргарита.

Тут подошел редактор. Маргарита виделась с ним редко и в перерывах между встречами забывала, какой он симпатичный человек. Он носил старомодное прямое пальто и меховую шапку, так одевались папы времен Маргаритиного детства, и, может быть, поэтому она чувствовала к нему инстинктивное доверие.

Подойдя, редактор обнял ее, ткнул в щеку густой заиндевевшей бородой и, по журавлиному подняв одно колено, поставил на него очень старый дипломат и извлек оттуда четыре красные гвоздики.

Все вчетвером они постояли возле могилы, как почетный караул. Ноги у Маргариты совсем застыли, но никто не шевелился, пока она не поняла, что должна первая отойти.

– Люди помнят, Риточка, – сказал редактор, когда они вышли на главную дорожку, – просто сегодня рабочий день, они позже подойдут.

Она кивнула и украдкой взглянула на экран мобильного, не вынимая его из сумочки. Ни одного пропущенного, помнят, ага!

Только войдя в квартиру, все поняли, как замерзли. Маргарита бросилась за шерстяными носками и шалью для девушки, а Давид быстро достал из холодильника водку и разлил в рюмки.

Стол Маргарита сервировала утром, чтобы не смущать гостей хозяйственными хлопотами, и, наверное, сделала это зря, потому что сейчас они четверо смотрелись потерянными за большим столом, уставленным тяжелым хрусталем и столовыми приборами.

Выпили стоя, не чокаясь, Маргарита закашлялась и побежала в кухню за закусками и, пока несла, совершенно охмелела. Давид тем временем налил по второй. Редактор отсалютовал Костиной фотографии, сказал: «Ну, земля, как говорится, пухом» и замахнул рюмку, сделав это так технично и аппетитно, что Маргарита тоже выпила одним глотком.

В голове тут же образовалась радостная и приятная легкость, сквозь которую она с трудом понимала, что собравшиеся чего-то от нее ждут. Кажется, она главная персона здесь, как вдова, и должна вести себя соответственно. Надо как минимум расчувствоваться, а лучше заплакать.

– Ой, у меня ж блины, – подхватилась Маргарита.

Она зажгла газ под двумя чугунными сковородками, достала из-под стола кастрюлю с тестом, которое от долгого ожидания вспенилось даже как-то гневно, и быстро очистила половинку картофелины, чтобы смазывать сковороды маслом.

Тут в кухню вошла девушка и мягким, но решительным движением отобрала у Маргариты половник.

– Я сделаю, сделаю, – сказала она.

Выдав девушке лопаточку и блюдо для готовой продукции, Маргарита вернулась к столу. Мужчины сидели рядышком, пили, закусывая маринованными грибочками, и о чем-то вполголоса говорили.