Джефф Зентнер - Змеиный король

— Это то, что ты ему туда положила? Как ты достала эти вещи?

— Пошла к его маме. Ей передали его дубинку и книгу. Я вырвала страницу с автографом и попросила отдать мне ожерелье. Дубинка туда не поместилась бы, иначе я бы и ее положила. Но я ее все равно забрала. Возьми ее и храни у себя. Я этого не заслуживаю, ведь я его вечно из-за нее распекала…

— Придумаем, как будет правильнее с ней поступить. Интересно, откуда обо всем узнал Гэри? Он же прислал карточку и цветы.

— Я позвонила его агенту. Рассказала о том, что произошло, и попросила передать мистеру Козловски, как много значила для Трэвиса их встреча. Сказала, что это, по всей вероятности, лучшее, что случилось в его жизни перед тем, как он умер.

— Интересно, стал бы Трэвис таким же, как Гэри: богатым, известным писателем, который не прочь пообщаться со своими юными читателями, каким и он был когда-то?

— Если бы Трэв стал богатым и знаменитым, он, несомненно, так и поступал бы. В день смерти он передал мне свой рассказ, попросил прочитать.

— Ты прочла?

— Да.

— И как?..

Она рассмеялась сквозь слезы.

— Полный отстой.

Дилл тоже рассмеялся, с горечью.

— Но он научился бы писать лучше, верно? Он же собирался ходить на занятия.

— Конечно, научился бы. Это же его первая попытка. Если бы у него было еще сорок лет, как у Гэри, он стал бы великим писателем.

Еще несколько минут они плакали. Потом Лидия вздохнула и вытерла глаза.

— Он был смелым.

— Одним из храбрейших людей, которых я знал.

Они еще немного постояли.

— Давай поедем куда-нибудь, — сказала Лидия, — туда, где можно вспомнить, как это — быть вместе, быть живыми и счастливыми.

Колонна вобрала в себя тепло послеполуденного солнца. Дилл провел пальцами по надписи, которую сделал Трэвис, — казалось, что с тех пор прошли годы. Мы так мало оставляем после себя. Они сели, прислонившись к его надписи спиной. Дилл ослабил галстук.

— В надгробной речи больше говорилось об Иисусе, нежели о Трэвисе, — сказала Лидия.

Надгробную речь на похоронах читал пастор из церкви, которую посещали Трэвис и Дилл. Он долго распространялся о свете, вечной жизни и воскрешении и был немногословен в том, что касалось подробностей жизни Трэвиса.

— Справедливости ради надо заметить: он наверняка не так уж хорошо его знал. Да и что можно сказать о ком-то, кто прожил всего семнадцать лет? — заметил Дилл.

— Да уж, о внуках тут не поговоришь, — согласилась Лидия.

— Трэвис любил «Кровавые распри», бургеры из Krystal и свою дубинку, но никогда не целовался с девушкой.

— Трэвис никогда не целовался?

— А ты разве слышала, чтобы он об этом упоминал? Кого ему было целовать?

— Да, что верно, то верно. Но, похоже, он двигался в этом направлении.

— Хотя на моих похоронах, может, и того меньше сказали бы… — пробормотал Дилл.

Тоже не целовался с девушкой. Так и не набрался мужества, чтобы признаться в своих чувствах девушке, которую хотел поцеловать. Даже не любил Krystal. Победил в школьном конкурсе талантов. Записал несколько своих песен на видео, и эти записи получили хороший отклик у людей, посмотревших их в интернете. Похвально трудился в магазине Floyd's, дотошно вытирал с продуктов пыль, претендовал на должность менеджера ночной смены. У него была пара близких друзей. Возможно, из-за него отца посадили в тюрьму — во всяком случае, так считала его мать. С верой дела у него обстояли не бог весть как. Конец.

— Мне кажется, что человеческая жизнь — нечто большее, нежели просто сумма ее частей, — сказала Лидия. — Наверное, было бы несправедливо мерить ее достижениями, особенно в случае Трэва.

Они сидели и слушали шум реки. Интересно, думал Дилл, существовала ли она в те времена, когда люди еще не жили и не умирали у ее берегов, звучала ли она тогда так же? Он гадал, как она будет звучать, когда умрет последний человек. У рек нет памяти; как и у земли или воздуха.

— Как думаешь, где он сейчас? — тихо спросила Лидия.

Дилл помолчал немного.

— Мне хотелось бы сказать, что он в раю. Но правда в том, что мне это неизвестно. Надеюсь только, что там ему лучше, чем здесь.

— Порой, когда начинаю размышлять об этом, прихожу в панику. Думаю: а вдруг он сейчас летит через космос. Все падает, и падает, и падает, и это никак не кончается. Эта черная космическая пустота вокруг. Но он осознает это, себя самого, свои воспоминания, которые все еще с ним.

— До тех пор, пока у него есть воображение.

— Ara. A еще мне интересно: вдруг рай — это то, каким ты его себе представлял? Может, когда туда попадают мусульмане, их ждет Аллах. И они такие: « Видите? Мы с самого начала были правы ». А Трэвис, оказавшись там, пьет мед из рога или что-то вроде того.

— Надеюсь, что так и есть, — сказал Дилл. — Не хочу верить в то, что воспоминаний Трэвиса — всего, что он любил, всего, кем он был, — больше нигде не существует. К чему Богу сотворять в ком-то целую вселенную, а потом ее уничтожать?

— Ты все еще веришь в Бога?

Дилл какое-то время молча теребил в руке манжету рубашки, а потом ответил:

— Ага. Но я вот думаю: может, он создал все это, а потом понял, что хватил через край. Что если он просто не в состоянии уследить за всеми плохими вещами, которые происходят, и положить им конец? — Он умолк, задумавшись над своими словами. — Ну а ты?

— Не знаю, но хотела бы верить. Иногда верю, а порой — нет.

Порыв наполненного влагой ветра растрепал ей волосы.

— Ты когда-нибудь задумывалась над тем, сколько у тебя осталось весен? — спросил Дилл, отбросив прядь волос, которая лезла ему в глаза. — Нам сейчас по семнадцать, так что, если повезет, у нас будет еще шестьдесят три весны. Вроде того?

— Не задумывалась. Но теперь буду.

— Наверное, ответом всегда будет: еще одна, до тех пор пока не останется ноль. Но никогда не узнаешь заранее, когда в запасе будет ноль.

Они наблюдали за стервятником, который лениво кружил в отдалении, взмывая вверх на восходящих потоках ветра и скользя по воздуху.

— Ничего не кончится с нашим уходом, — произнесла Лидия. — Времена года не перестанут сменяться. Эта река не остановится. Стервятники так и будут кружить. Жизни любимых нами людей не оборвутся. Время продолжит разматываться. Истории будут писаться.

— Лидия.

Она повернулась, наклонив голову вбок, скользя взглядом по лицу Дилла.

— Ты в порядке?

Он уставился на свои ноги.

— Не уверен. Я сейчас в каком-то оцепенении. Но чувствую, как сгущается тьма. Так, как можно распознать надвигающуюся грозу. Я слышу голоса в темноте. — Он помолчал, собираясь с духом. — Мне нужно рассказать тебе кое-что.

И он поведал ей историю Змеиного короля. Она явно очень старалась сохранять нейтралитет, за что Дилл был ей благодарен, однако на ее лице читался неподдельный ужас.