Ирина Шатырёнок - Жить будем потом

Сергей очнулся, услышал голос библиотекарши, незаметно сунул книгу за пояс. Сколько здесь книг — тысячи, одну взял, не велика беда, еще купят. Вежливо улыбнулся и попятился к выходу.

— В другой раз что-нибудь выберу, спасибо.

Мать Веника квохчет над ним заботливой наседкой, проходу сыну не дает, он ее, здоровый лоб такой, стесняется, избегает, стыдно перед ребятами. На всю школу слышно — Вениамин, Вениамин! Маленькая, а голосистая. Веник прячется от материнского надзора за школой в учебных огородах и садах бота­нички и дымит там как паровоз.

— Достала! — зло сплюнет желтый плевок.

«Может, и меня усыновили, взяли подкидыша. Не оправдал ожиданий, а уже не выбросишь, живой человек, даже котенка жалко, вот все на мне и срывают свою злость. Родного бы сына так не шпыняли. А почему Веника мать так любит, непонятно».

За курево и драки Веника в третьем классе не приняли в пионеры. Такая же позорная участь нависла над Серегой, но он выкрутился, притащил к пионервожатой дружка Юрку, тот подтвердил: не Сергей, старшие ребята дерутся.

После одного случая убедился: он не родной.

На финансовые операции у Генека был прирожденный нюх. Он давно перебрался на рынок, застолбил место за прилавком, продавал среди таких же мужичков в рабочих спецовках бэушный инструмент, что-то скупал, менял, перепродавал. Бизнес был такой же, как и товар, сильно подержанный и мелочный. Зимой мерз, натягивал на себя старый военный тулупчик, валенки, летом варился под знойным солнцем, торговля шла слабо. Торговый угол на рынке скорее можно было назвать клубом по интересам, мужики топтались у прилавков, курили, играли в карты, живо обсуждали футбол, рыбалку, поли­тиков, вроде все при деле.

Городские власти решили расширить торговые площади, перенесли со старо­го рынка коммерческие ларьки на окраину, ближе к кольцевой дороге. Растороп­ные купцы из Армении, Грузии, Узбекистана, Крыма облюбовали его для оптовых складов, тылы двора Генека как раз выходили к дороге. Хозяйственный мужик быстро сообразил свою выгоду, убрал забор, что закрывал от чужих глаз фрук­товый сад, перенес его ближе к дому, расчистил территорию от хлама, поставил просторные сараи, накрыл их новым шифером, надел ворота на тяжелых чугун­ных петлях, посадил на длинную цепь волкодава для охраны. Пригласил домой на переговоры, предложил южным дельцам услуги: аренду своих площадей под товар за меньшую цену, чем брал город, для дальнобойщиков — несколько чистых комнат под дешевую гостиницу, один раз в день стол с обедом — горячий борщ, котлеты, салаты. Сервис неприхотливый, но зато все под рукой.

Дело у него удачно стартовало, денежки потекли в карман, перед женой не отчитывался, а свободный капитал превращал в твердую американскую валюту. Для таких операций экономических вузов кончать не надо, дошел своей башкой. Нашел и место для накоплений, подальше от любопытных глаз — оборудовал в подполе мастерской незаметный погребок, крышку его для надежности придавил верстаком, среди банок с вареньем, компотами, квашеной капустой затесалась одна невзрачная банка.

Серый уже вступил в опасный подростковый возраст, не все его благопо­лучно могут перейти, минное поле, как бы не подорваться. Главный его инте­рес сосредоточился на занятиях боксом, старших уличных друзьях, выпивке и деньгах, вернее, способах их добычи. Паренек страдал от безденежья, хотелось новых шмоток, пригласить красивую девушку в кафе, старшеклассницы уже отмечали его сильный торс, веселый блеск в глазах, победы на соревнованиях. Он почувствовал молодую силу, она играла в нем, пьянила, готовая вырваться на волю. Парень ничего и никого не боялся, лез на рожон, задирался, был много раз бит до крови, остановить его в драке было невозможно. С годами его бок­серский удар профессионально тяжелел, был меток и беспощаден.

— Финансы поют романсы, — говорил и старый дружок, белобрысый Юрка.

Двужильная мать Юрки тянула сына одна, не справлялась, от отчаяния запихнула в ПТУ на сантехника, там выдали форму, обувь, бесплатное трех­разовое питание, полагалась еще и небольшая стипендия. Стипендию дружки раздербанили за несколько дней.

От безысходности Серый стал поглядывать за отцом, за его перемещени­ями, и вот удача — выследил тайную кладку. Свою заначку Генек прятал в обычной трехлитровой банке, почему-то выкрашенной бурой краской, а для надежности упаковал ее в сетку со старыми газетами. Надо же, придумал свой маленький «банк». Такая хитроумность рассмешила Серого. Со злой усмешкой он ловко запустил в банку руку, нащупал купюры, вытянул одну, обрадовался — сто долларов!

Меньшие дензнаки отец не держал в своем «банке». Парень прикинул навскидку сумму домашнего клада и даже присвистнул. Неплохо, совсем неплохо. Ничего, папашка не обеднеет. Вряд ли мамон догадывается о тайных сбережениях супруга.

Первая операция-экспроприация прошла успешно, он тут же сдал в первом обменнике купюру, на вырученные деньги пригласил двух товарищей по спортивной секции в летнее кафе в парке. Было озорно и весело тратить чужие деньги. За несколько дней прокутили все. Сергей снова вытащил из отцовской заначки купюру, ему понравилось, легкое занятие напоминало удачную рыбалку. Только закидываешь не удочку, а руку, вытягиваешь не рыбу, а деньги. Так продолжалось почти несколько месяцев.

Серега был щедр, сорил деньгами, угощал дружков обедами в летнем кафе, дорогим шоколадом, мороженым, пивом. Юрка так жрал на халяву, что один раз его вырвало, вышел из кустов бледный и снова набросился на еду. В летнем кафе Серега оставлял сдачу официантке.

— Чаевые!

Он замечал, как вспыхивали щеки молоденькой официантки, ребята одобрительно гудели. В иностранных фильмах так часто говорили актеры в гостинице или ресторане.

Веселые денечки. Хорошо погуляли. Друзья облепили его гудящим роем, всем было море по колено. Серега упивался собой, его просто распирало от счастья, и как мало надо для полного счастья — до отвала поить, кормить дружков. Голову пьянило, чувство опасности покинуло его окончательно. Весь мир дружелюбно распахнул ему объятия.

Не знал он, что Генек регулярно пересчитывал свои сбережения, делал ревизию, и не просто пересчитывал, а превращал это занятие в приятную рефлексию. Поздно вечером предупреждал Инну:

— Иду поработать в мастерскую.

Надолго запирался, включал тусклую лампочку, выпивал свои положен­ные граммы домашней самогонки.

Зеленые бумажки раскладывал на верстаке, слюнявил пальцы, на лице проступала умиротворенная улыбка. Записывал по-бухгалтерски аккуратно день, число, окончательную цифру сверял в блокноте с предыдущей, закры­вал банку, подводил итоги соленым огурцом и довольный возвращался спать. У него не было какой-то простой мечты, ради которой делал эти накопления, впереди не сиял звездой причудливый воздушный замок. Нет, несбыточные мечтания ему были незнакомы. Сам процесс пересчета денег, созерцание их, обладание делали его сильным и независимым. «Бабам только скажи, рас­кройся, сразу придумают себе проблему — то купи, это, нет, пусть лежат мои кровные сбережения тут, в банке, а дальше видно будет».