Ирина Шатырёнок - Жить будем потом

Ирина ШАТЫРЁНОК

Жить будем потом

Повесть

Дикий пляж был раем для местных рыбаков. Сюда издавна приходили городские жители с окраин. Город разделяла небольшая река, она петляла среди полей, заливных лугов, одиноких заброшенных хуторов, заросших старыми садами, ближних лесков. На подходе к городу ее глубокое, мутное течение зажимали крутые берега. В их теснине река гудела, бурно вырывалась на окраины. За многие годы тяжелой работы в безлюдный уголок за желез­нодорожным мостом трудолюбивая река наволокла песка, земли, камней, образовалась отмель, отделенная от основного русла пологим пустынным островком.

Мелкий кустарник, заросли ивняка, седой ольхи, густая стена из камы­ша с бархатными стрелками — вся здешняя растительность вцепилась в дно сильными корнями, держала островок, как бы не сплыл он в один тихий денек вслед за рекой.

Зимой на Дикий пляж захаживали рыбаки-одиночки, люди страстные и нелюдимые, готовые сиднем сидеть на льду у берега, застывшие от холода, только бы не делить ни с кем свой малый улов. Летом на Дикий пляж забреда­ли разные люди, гуляки, сбежавшие от сварливых жен, их друзья-холостяки. Счастливое место, есть где сообразить костерок, шашлычок, распить пару бутылок водки, места укромные, тихие, каждый найдет свой интерес.

Первыми порыбачить ранним утром примчалась троица старшеклас­сников, кинули велосипеды у раскидистой ивы, что росла прямо из воды, сбросили с себя одежды, решили попытать рыбацкого счастья, вдруг повезет с раками, поплыли наперегонки на другую сторону нависшего берега, снизу безжалостно изъеденного и подмытого точильной водой.

В тени кустарника пряталась молодая семейная пара с маленькой девоч­кой, на ветках висели два легких покрывала. Самодельная ширма раскачи­валась на ветру, как мачта кораблика, приоткрыв их обгорелые плечи, соло­менную шляпу с красной ленточкой в белый горошек, полотенце в синюю полоску и детскую белую панамку. Ветер доносил обрывки разговора, вор­кующий женский голосок и приглушенный мужской смех. Поодаль на берегу виднелась еще чья-то сгорбившаяся фигура, на перевернутом ведре сидел сонный рыбак, он дремал, в его солдатском мятом котелке плавало несколько мелких плотвиц.

В будний летний день беззаботным ветерком приключений сюда занес­ло двух пацанов — один светловолосый, конопатый, другой черноглазый, с вихрастым чубчиком, ловкий. Они слонялись вдоль берега, не раздевались, не плавали, их перемещение на первый взгляд казалось бесцельным, без мальчишечьего интереса и азарта. Черненький держал в руках новенькийскладной ножик, все время им забавлялся, подбрасывал, ловко ловил. Его белобрысый дружок с облупленным носом, щуплый, ниже ростом, тащил­ся за приятелем на расстоянии одного шага. Они долго кружили по дикому пляжу, то приближаясь к реке, то уходя от нее, пока не присели неподалеку от брошенной одежды. Черноглазый сразу нашел себе дело — старательно стро­гал мягкую кору ветки ивы, хмуро высматривая что-то из-под насупленных бровей.

Щуплый беспокойно крутил круглой головой на тонкой шее, то вправо посмотрит, то влево, снял с ноги летнюю сандалию, из нее посыпались мел­кие камешки. Дружок его подвинулся ближе к чужой одежде, закинул ветку к крайним джинсам, подцепил, как на крючок, подтащил к себе, пошарил в карманах, достал наручные часы, потертый кошелек на замочке, одним дви­жением открыл его, вынул бумажные деньги и всю мелочь. От напряжения на лбу выступили мелкие капли пота.

— Тикаем, — нервно выдохнул щуплый, он уже стоял обутый, готовый бежать через кусты.

Воришка помедлил, но не поднялся, а подкатился ближе к чужой одежде, и все повторилось, ловко вывернул карманы других джинсов. Улов был сла­бый, в штанах лежали ключи.

— Двигай, шпанюк, к велосипедам, может, там бабки, проверь в сумках под седлом, — приглушенным голосом отдал команду.

Напарник шмыгнул носом, опустил голову и шагнул к велосипедам.

Выскочила Нинка замуж рано — в неполных восемнадцать лет. Приехала из деревни в небольшой районный городок, устроилась на швейную фабрику. Из бракованных отходов выкроила себе первое платье, стыковала на спине, на груди простенький ситчик в мелкий лиловый цветочек, воротник отдела­ла кружевом, купила лаковую сумку. Превратилась в хорошенькую девушку, немного жеманную, на лбу челочка, круглые глаза, как спелые вишни, стреля­ют во все стороны, все замечают. На вид девушка легкомысленная, а сама себе на уме, как бы парня толкового, работящего встретить — и замуж. Замужество дело надежное, за мужем как за стеной. На первое время можно снять комнату и семейно зажить — ох, как заживем!

По субботам Нинка с подружками ходила в кинотеатр на вечерний сеанс, народ валом валил на индийские фильмы. Кино про любовь — мечта, девуш­ки в темноте зала всхлипывают, платочками слезы утирают. В кафетерии кинотеатра на втором этаже застекленная арка, парни пиво пьют, девушек угощают мороженым. Покупают сливочный пломбир в хрустящих вафельных стаканчиках, реже шоколадное эскимо на палочке. Нинка пять раз смотрела фильм «Бродяга», сегодня согласилась пойти за компанию. Как раз хватит денег на чай и маленькую шоколадку.

В кафе пусто, Нинка допивала остывший чай и встрепенулась, когда к столику подошел военный, сапоги скрипят, молодцеватая выправка.

— Можно к вам?

«Вежливый и сам из себя ничего такой — бравый».

Нинка кивнула, шелковый подол ее широкого платья зашуршал под сто­ликом, глаза загорелись любопытством.

— Геннадий Ярошко, — представился незнакомец.

Нинка чуть не подпрыгнула от радости, нечаянно задела локтем стакан, чай плеснулся на брюки Геннадия. Девушка зарделась, бросилась помогать, общая неловкость сменилась смущенным смехом. На фильм опоздали. Ген­надий оживился, принес два хрустящих вафельных стаканчика мороженого. Вышли из кинотеатра вместе.

В звездочках на погонах она не разбиралась, думала, перед ней офицер. Геннадий оказался сверхсрочником, остался по контракту служить в коменда­туре, вырос до прапорщика по тылу, кроме хозяйственных забот были у него караульные дежурства, патрулировал с солдатами улицы.

По ночам Нина бегала к жениху в караулку, в сумочке для настроения и душевной беседы бутылка водки. Друг оказался немногословным, любил хорошую закуску, наблюдал, как девушка тает от его неуклюжих комплимен­тов. Румяная и счастливая, под самый рассвет она крадучись уходила, днем в цеху клевала носом.

Через месяц молодые подали заявление, через три Нина поставила в ЗАГСе роспись в регистрационной книге, с двумя сумками переехала в семей­ное общежитие к мужу, уволилась с фабрики.

— Я свою жизнь, Генек, тебе отдам, всю — без остатка, бери меня, слова упрека не услышишь, обещаю чистые рубашки с накрахмаленными ворот­ничками, борщ и котлеты, пироги, а ты мне — кино и мороженое, — крепко прижималась к плечу мужа молодая жена.